— А какой бы у меня мог быть мотив?
— Хотите услышать?
После паузы она проронила глухо:
— Хочу.
Я потянулся за стеклянным шаром. Взял его. На котике была белая снежная шапочка. Я потряс шар, и шапочка превратилась в снежный нимб. Я сказал:
— Это очень длинная история. И я хочу дать вам один совет: вы могли бы говорить, что ударили его этим веслом, защищаясь, потому что он вас домогался и вы испугались. Вам обязательно поверят. Готовых рассказать суду о любовных похождениях покойника вы отыщете сколько угодно. Но ни один судья не поверит, что страх помешал вам попытаться вытащить шефа из воды. Особенно после того, как я поведаю о вашем замечательном умении спасать утопающих — тех, кто вам по душе, разумеется. Вы еще не забыли о летнем приключении на водной станции? О том, как ваш суженый едва не пошел ко дну?
Она снова прикусила губу.
— Но была ночь. И я оказалась наедине с пьяным.
— А зачем вас вообще понесло вместе с этим пьяным в лодку в полвторого ночи? Особенно если учесть, что совсем рядом спал в палатке ваш жених?
Я вернул шар на стол.
— Загадка, верно? — продолжал я. — Но как только я открою вам то, что знаю, загадка перестанет быть таковой. Зато у вас, барышня, появится отличный мотив для убийства.
В золотом некогда футляре потемнело, девушка смотрела на меня в упор, с ненавистью.
— Говорите! — велела она.
Я выдохнул дым к потолку, дым спускался вниз, заволакивал окно и девичье лицо свинцовым туманом, сквозь который проглядывали звезды. Потом он неспешно рассеялся.
— Вообще-то началось все с Вашека. С того дня, когда вы его спасли, помните? Я заметил у вас пониже локтя след сведенной татуировки.
Барышня Серебряная машинально провела ладонью по обнаженной руке. Шрам закрывали рукав черно-белой блузки и наступившая темнота. Я продолжал:
— Потом я попытался завязать с вами знакомство. Увести вас у Вашека… впрочем, тогда он еще не был вашим женихом. Сначала все выглядело обнадеживающе. Вы явились на свидание к Манесу, согласились пойти со мной на вечеринку к шефу. Правда, вы ломались, заставляли себя упрашивать — ссылаясь на мои отношения с Верой. Но это нормально. Это в порядке вещей. Итак, вы пошли на день рождения к шефу, и шеф начал немедленно приставать к вам. Однако вы не отталкивали его. Он обнимал вас за талию, совсем, как я, незадолго до того у Блюменфельдовой. Но меня вы отшили, а его — нет. И как раз с тех пор, с того самого вечера вы совершенно переменились ко мне. Превратились в недотрогу. В истовую пуританку.
— Я начала встречаться с Вашеком, — сказала она.
— Да. Я готов был бы признать этот довод — если бы вы проявили последовательность. Но для чего вы назначили свидание шефу в кафе «Мокка»? А ведь тогда вы были с Вашеком почти помолвлены!
Вопрос прозвучал в сером полумраке и остался без ответа. Барышня Серебряная тонула в темноте. Только блестела коленка в прозрачном силоне да белела овальная гостия лица. Загадочная барышня Серебряная. Нет, уже не загадочная.
Я взглянул туда, где были ее глаза, куда более черные, чем темнота. В ту же секунду их прикрыли веки. Девушка молчала, а я продолжал говорить.
— Когда я вернулся с учений и пришел к вам, у вас кто-то был. Он сидел в сортире. Не знаю, может, и впрямь по нужде, а может, просто решил там спрятаться. В прихожей висела сине-зеленая клетчатая кепка. И я подумал, что в сортире прячется Вашек.
Она вскинула голову.
— Это и был Вашек.
— Нет, — покачал я головой. — Во-первых: зачем бы он стал прятаться от меня?
— Он стеснялся вас из-за барышни Каэтановой.
Я улыбнулся.
— Вы умная. Но я говорил с ним буквально на следующий день. О барышне Каэтановой. Упрекал за то, что он переспал с ней. Когда я стоял у вас в дверях, а ваш кот рвался в запертый туалет, я признавался вам в любви. Человек в сортире наверняка слышал мои слова. Когда же потом я говорил с Вашеком, то сразу понял, что он этого не слышал. Я обвинил Вашека в том, что он предал нашу дружбу — так неужели вы думаете, что он не вернул бы мне это же обвинение, если бы слышал мои слова? Он, конечно, тюфяк, но не до такой же степени. Значит, в туалете был не Вашек. Элементарно, мой дорогой Ватсон.
Она пожала плечами.
— Там был Вашек.
— Я видел только кепку. Обычную модную кепку ценой в тридцать крон. Поэтому там мог сидеть кто угодно — и я было подумал, что в сортире заперся кто-то новый, какой-то незнакомец. Однако, милая моя барышня, это было бы нарушением всех правил хорошего детектива.
Она взглянула на меня.
— Какого еще детектива?