Алина с облегчением перевела дух. Ничего страшного. У Пыхало была исключительно хорошая память, а в состоянии стресса он мог запомнить мельчайшие подробности «Стоунхенджа» — вплоть до отдельных трещин на глыбах, если, конечно, там были трещины. Ну вот и создал под впечатлением от тех экстремальных приключений модель из пластилина и спичек, которую гордо окрестил «эмулятором» — программер, что с него взять? Теперь он подобно сообразительному ребенку ждал одобрения своей деятельности. И, разумеется, дождался.
— Папа, ты мне его покажешь? — старательно изображая заинтересованность, спросила Алина.
— Конечно, Алюсик. Он у меня в палате. Пойдем?
— В палате? — Алина на секунду вообразила, что отец прячет от санитаров под кроватью маленькую модель «Стоунхенджа».
— Да, на компе. Помнишь, я просил у тебя принести широкополосный спутниковый модем?
— Да, конечно.
— Ну и вот. Я сразу же связался с Приваловым, и мы славно поработали.
Приваловым? Алина в первый момент не поняла, о ком говорит отец. Ведь Привалов — это прозвище, которое дали ему еще в Институте медико-биологических проблем. Неужели раздвоение личности? Но тут она вспомнила, что Александр иногда так называет своего домашнего искина, и успокоилась.
— Ну что, пошли? — Пыхало настойчиво взял дочь за руку и потянул в палату.
— Пошли!
Однако у входа в павильон отец остановился.
— Постой, Алюсик. Сейчас же обед. Тебя выгонят.
Появился хороший повод улизнуть, но Пыхало успел заинтриговать Алину, и она сказала, добавив капризных ноток:
— Папа! Я должна увидеть это сейчас! Я не доживу до завтра!
— Ну ладно. Тогда сделаем так. На посту внизу говорим, что ты забыла сумочку в палате, дальше я отвлекаю Марию Филипповну, а ты пробираешься ко мне в палату и ждешь там. Я похлебаю борща и сразу вернусь.
На первом посту им повезло: охранник отлучился в туалет, и врать не пришлось. Охранник, сидевший у входа в отделение, не отрывался от маленького телевизора — так что этот кордон они тоже преодолели без приключений.
Александр направился прямиком к столу медсестры.
— Марья Филипповна, я не опоздал? Знаете, с дочкой заболтался. Наряды, женихи то… се… А как ваши внуки, кстати? Олечка уже ходит?
«Бездарный актер, — подумала Алина с досадой. — Ни за что бы не поверила».
Но Марья Филипповна была другого мнения.
— Ой, Александр Борисович, ползает еще. Но шустрая такая! И глазки уже такие умные.
— Это хорошо. Она у вас сколько весит? Знаете, легкие детки позже начинают ходить…
И, воркуя друг с другом, парочка направилась к столовой.
Алина быстро пошла к палате номер пять. Но тут путь ей преградил Тихий Паша. Кажется, в первый раз за весь день он ее увидел и, присев на корточки, широко распахнул руки и заорал во все горло:
— Здравствуйте!!!
Алина испуганно шарахнулась к стене. Однако никто не обратил внимания на громкий вопль — все на отделении давно привыкли, что Паша без конца здоровается со своими невидимыми друзьями. Глубоко вздохнув, Алина с разбегу проскочила мимо Паши, а когда тот попытался ухватить ее за ногу, просто перепрыгнула через его расставленные руки и опрометью бросилась в палату.
Паша ее не преследовал. Только разочарованно выдохнул:
— Вот так здравствуйте…
— Ну смотри, дочка! — Александр запустил программу.
Дисплей на несколько секунд потемнел, и Алина увидела хорошо знакомую ей картинку: тридцать обтесанных глыб, стоящих вертикально в круг и соединенных поверху каменными перемычками. В геометрическом центре круга лежал большой камень. Именно так выглядел мегалитический комплекс Стоунхендж в субпространстве Зоны, которое получило название «Изумрудная Башня» за характерный ориентир, возвышающийся над пустынной местностью и хорошо видимый издалека. Именно Александр Пыхало первым сообразил, что камень в центре — нечто вроде многофункционального интерфейса, с помощью которого можно управлять искусственными мирами, созданными кем-то для проникновения в нашу Вселенную.
— Компьютер Бога, — с гордостью сказал отец.
Он поводил пальцем по сенсорной панели, поворачивая комплекс туда-сюда и давая Алине возможность рассмотреть его со всех сторон. Потом приблизил центральный камень, представлявший собой правильный куб высотой в половину человеческого роста. Верхняя грань куба была испещрена неглубокими лунками: шестьдесят четыре — по вертикали, шестьдесят четыре — по горизонтали.
Трехмерная модель выглядела очень убедительно. Почти как на стереоснимках, сделанных Серебряковым в первые же часы пребывания в мире «Изумрудной Башни». У отца и впрямь удивительная память! Но… эта модель была пустышкой. Алина и сама могла бы скроить похожую за полчаса и даже без участия специализированного искина. Все-таки Александр совсем чокнулся, совсем-совсем… Как жаль!
— Ну? И что дальше? — спросила Алина, не сумев скрыть разочарования.
— А дальше вот что!
Пыхало быстро заработал пальцем. Камень на дисплее приблизился, заслоняя обзор, мигнула красным одна из лунок. И вдруг «интерфейс» словно вывернулся, превратившись в сложную конструкцию с невообразимо огромным количеством мелких деталей. Сначала глаз не мог охватить бесконечное многообразие, но, приглядевшись, Алина поняла, что перед ней нечто вроде трехмерного и очень запутанного лабиринта, состоящего из множества комнаток, соединенных изломанными линиями коридоров. Осью лабиринта была изумрудная спица, светившаяся очень ярко и сразу притягивавшая взгляд. Но в каждой комнатке словно имелось зеркало на стене, а то и несколько зеркал — изумрудный свет спицы многократно отражался в этих зеркалах, наполняя весь лабиринт теплым сиянием. Потом картинка сдвинулась еще раз, одна из микроскопических комнаток стала расти, пока на дисплее не появилась знакомая до боли фигура — изваянный из белого мрамора обнаженный мускулистый мужчина с шлемом на голове и факелом в выставленной правой руке.
— Вуаля! — торжествующе заявил Пыхало. — Мы в Припяти химер!
Алина потрясенно молчала, а ее отец быстро говорил:
— Головоломка оказалась не слишком сложной. Шестьдесят четыре на шестьдесят четыре — это всего-то четыре тысячи девяносто шесть ячеек. Мелочь, если подумать. Ясно, что такое множество не может обеспечить достаточного многообразия. Соответственно, каждой из ячеек должно быть подчинено некоторое количество подмножеств, которые не зависят от общей структуры и которые формируются сами по себе и подразумевают многовариантность. Помнишь химер в Припяти? Это и есть одно из подмножеств. В реальности, скорее всего, существует всего одна эталонная химера, но совокупность субпространств за счет энергии центральной оси разворачивает информацию о ней в материальные объекты с вариациями, определяемыми конкретными условиями. Тебе ведь не надо объяснять, что энергия, материя и информация непосредственно связаны друг с другом?.. Я знал, что ты умная девочка!.. Так вот, если подбирать бытовую аналогию, то представь себе токаря. Вот он получил чертеж на деталь. В чертеже инженер указал допуски на размеры. Конечно, в идеале хотелось бы, чтобы токарь выточил деталь точно по размерам, но это невозможно: инструмент — материальный объект и обрабатывает заготовку с определенной точностью. Поэтому будущие детали получаются с разбросом по размерам: где-то больше, где-то меньше, но в пределах допуска. Тут то же самое, хотя процесс гораздо сложнее и подразумевает неисчислимое количество допусков, которые задает не инженер, а сама природа — то есть физические законы конкретного субпространства. Перед нами изощренный механизм, но устроен он весьма разумно и действует по определенной программе. Мы с Приваловым знали исходные и принимали по умолчанию, что перед нами программа, а остальное — дело техники.
— Папа, папа! — с мольбой в голосе воззвала Алина. — Я ничего не понимаю. Вот этот мужик с факелом. — Она ткнула в дисплей. — Он-то что означает?!