Еще я думаю о другом: со мной что-то неправильно. Человек может быть либо живым, либо мертвым. А я не то, и не другое. Если я на самом деле умер — оказался бы на Серых Равнинах. Там бог мертвых решает, чего достоин пришедший к нему человек — наказания или вознаграждения и новой жизни. А может, я бы попал в дом снежного великана Имира, которому поклонялся мой прадед…
Как звали моего прадеда? И кто он был? Не помню, хоть убей…
Если я живой — то почему не могу встать и пойти? Почему не могу припомнить собственного имени, данного родителями? Почему все время сплю? И почему мне всегда снится что-то страшное? Я начинаю кричать и просыпаюсь. То есть думаю, что просыпаюсь, потому что не могу наверняка сказать, открыты у меня глаза или нет. Я всегда вижу перед собой только темноту. Непроглядную черную пропасть, на дне которой порой мелькают огоньки. Холодные такие огоньки, мрачные. Мертвые. Огонь — это жизнь. Но здешнее пламя давно погасло. От него остались только зола и поблескивающие угольки.
Если долго смотреть в кромешную тьму и не бояться того, что она такая пустая и бесконечная, то начинают появляться странные картинки. Они плывут у меня перед глазам, словно я сижу под водой и смотрю наверх. Я понимаю, что там ходят люди, их очертания изгибаются, дробятся, и я редко могу достоверно определить, что именно вижу. Мне кажется, это мое прошлое. Мне очень хотелось бы верить, что у меня есть хоть какое-то прошлое. А может, я и в самом деле умер, и мне выпала такая судьба — до скончания веков болтаться в темноте между сном и явью? Что же я такое совершил? Не помню…
Чаще всего среди снов повторяется один — о пещере. Я привык к нему, как привыкают к боли в застарелой ране, но все одно не хочу видеть его снова и снова. Сон, будто нарочно, тянется долго-долго. Все движения в этом сне медленные и тягучие. И я никак не могу поступить по-иному. Словно кто-то заставляет меня совершать раз и навсегда определенные поступки.
Начинается сон всегда одинаково. Я стою в каком-то подземелье. Оно довольно обширное — когда я поднимаю голову, ровно отесанный купол потолка нависает надо мной локтях в десяти. В кольце на стене висит плюющийся искрами факел, и в его свете на потолке различимы черные пятна — семь проржавевших дверей. Такого, конечно, не бывает — чтобы двери были прорублены в потолке, но здесь они есть. Под дверями — каменные чаны высотой в рост человека или поболе. На полу, рядом со мной — два больших деревянных ворота, окованных тоже ржавым железом. От воротов тянутся наверх толстенные цепи. Они раскачиваются и надрывно скрипят. Наверное, это рудник. Брошенный рудник. Или каменоломни. Не знаю почему, но мне кажется именно так.
Камень под моими ногами мелко дрожит. Я уверен, что нахожусь в этой пещере не один. И что второй человек, пришедший со мной, окажется в большой опасности, если я что-то вовремя не сделаю с этими деревянными крестовинами. Их нужно повернуть. Не помню, для чего, но это обязательно надо сделать. Вороты тяжелые и, когда я налегаю на них, почти не шевелятся. Мне приходится раскачивать их изо всех сил, пока один не начинает с жутким скрипом вращаться. Я проворачиваю его на два оборота, затем делаю то же самое с другим. Ничего не происходит, только земля начинает трястись куда сильнее, так что я едва не падаю. Откуда-то издалека по коридорам проносится волчий вой. Низкий, отчаянный — как вызов на неравную схватку. Откуда в подземелье взяться волку?
Мне некогда думать. Я снова принимаюсь толкать неподатливый брус. Цепи звенят и путаются между собой. Наверху раздается тонкий визгливый скрежет. Я смотрю на потолок — в крайней слева двери появилась тоненькая, с палец, щелка. Из этой щелки льется вода. Она звонко ударяется о стенку каменного чана и рассыпается блестящими брызгами. Из-под земли долетает яростный рев. Кажется, там мечется некое разъяренное чудовище. Может быть, мы пришли сюда именно для того, чтобы убить его? Но как? Оно, наверное, большое и ужас какое злое, а мы — всего лишь люди…
Я толкаю, толкаю с трудом поворачивающийся неподатливый ворот. Первая дверь на потолке уже распахнулась полностью, из нее хлещет широкий поток зеленоватой воды. Котел низко гудит под ее бешеным напором. Остальные двери тоже начинают по очереди приоткрываться. Из-за грохота падающей воды я не слышу, что происходит внизу. Пол по-прежнему дрожит. Мне страшно, но я не могу убежать, пока все железные двери в потолке не откроются.
Вода заполняет первый чан и начинает с шумом переливаться через край. Она с журчанием бежит по выдолбленному в скале желобу куда-то вниз. Я останавливаюсь передохнуть. Семь маленьких водопадов исправно обрушиваются с потолка в котлы, а оттуда — в желобы. Пол в зале мокрый и блестит в свете пристроенного на стене факела. Я хожу осторожно — боюсь поскользнуться. Мне очень хочется знать, как дела у моего друга. Я точно уверен: человек внизу — мой друг. Но прежде здесь были не только я и он. Остальные ушли. Мы по своей воле согласились остаться в подземельях и извести живущее в глубинах чудовище. Правильно, я даже помню, что мы видели эту мерзость! Она была похожа на большую рыбу и плавала в земле, прокладывая себе ходы. Я ей сделал больно, отчего она очень разозлилась. Кажется, ударил ее…
Пол в зале с котлами уже на палец покрыт водой. Факел почти погас, затушенный брызгами. Мне пора уходить. Я точно знаю, куда идти — вон в тот темный коридор. Он выведет меня на поверхность, а там меня ждут. Мой друг тоже должен сейчас искать выход наверх. Интересно, зачем нам понадобилось так много воды? Чудовище разве ее боится?
Я делаю несколько шагов в сторону коридора, и тут каменный пол под моими ногами с грохотом раскалывается. На миг я вижу под собой горящие зеленоватым светом круглые глаза, числом четыре или пять. Я не могу удержаться на ногах, падаю, пытаюсь ухватиться за край трещины, но камень под пальцами крошится. Вода с радостным урчанием устремляется в пролом, волоча меня за собой. Подо мной что-то яростно щелкает и громыхает, я вижу отраженные от влажных стен зеленовато-синие сполохи, от которых слепнут глаза. Снизу неожиданно начинает бить горячий пар и раздается оглушающее шипение. Я еще несколько мгновений болтаюсь на краю, цепляясь из последних сил, но пальцы неудержимо разжимаются, разжимаются… и я с воплем лечу вниз.
По здравому рассуждению, я должен был либо приземлиться точнехонько на голову бушующего чудовища, либо здорово треснуться об пол нижнего зала. Но ничего подобного не произошло. Вокруг меня закружил голубовато-белый мертвенный свет, точно я угодил в странную колдовскую вьюгу. Мне казалось, будто я умираю, и это было очень больно. Вернее, не столько больно, сколько обидно — я непременно хотел убедиться, что подземная тварь издохла.
Синеватый свет сменился на пронзительно-белый. Я зажмурился, но перед глазами все равно мельтешили цветные пятна. А потом я и в самом деле обо что-то ударился. Сильно ударился. И с того мига ничего толком не помню.
Наверное, я долго спал. А когда проснулся — вокруг была темнота с редкими злыми огоньками. Я попытался пошевелить руками или ногами — не получилось. Их точно не было. Пропали. Отвалились. Все, что у меня осталось — голова да глаза, пялившиеся в непроглядную черноту. И воспоминания, о которых я не мог даже сказать — мои они или чьи-то другие.
Интересно, как такое могло случиться — в моей голове поселилась чужая память? Ведь я точно знаю — мои сны повествуют о том, чего я сам никогда не встречал. И все они — страшные. Наверное, у того человека, которому они снятся, была очень тяжелая жизнь… А у меня? Какая жизнь была у меня до того, как я вошел в подземелье и упал в белое мертвое пламя? Кто я был? Откуда? Как меня звали?..