II
Лев, купленный Ордовой в зверинце Тоде, пятилетний светло-желтый самец крупных размеров, отправился в тесной и прочной клетке к месту уничтожения около одиннадцати часов утра. Льва звали Регент. Его сопровождал опытный укротитель Витрам, человек, в силу профессии, привычки и вдумчивости, любивший животных более, чем людей. Витрам ничего не знал о роковом будущем Регента. Он провожал его за плату, по приглашению, на загородный завод Трикатура; сидя на краю фуры автомобиля, он обращался время от времени к Регенту с ласковыми, одобрительными словами, на что лев отвечал раскатами короткого рева, подобного грому. Фура двигалась окольными улицами; во тьме плотно укутанной брезентовым чехлом клетки лев раздраженно переносил надоедливую оскорбительную тряску долгой езды, неловко прижавшись в угол, ударяя хвостом о прутья и мгновенно воспламеняясь гневом, когда более резкие толчки мостовой принуждали его менять положение. В таких случаях он ревел грозно и долго, с явным намерением устрашить таинственную силу движения, приводящую его, огненной силы, непокорное, мускулистое тело в состояние тягостной неустойчивости. Пойманный уже взрослым, он тосковал в неволе ровной, глухой тоской, лишенной всякого унижения, иногда отказываясь от пищи, если случайный оттенок ее запаха терзал сердце неясными, как забытый, но яркий сон, чувствами свободного прошлого.
- Еще немного потерпи, рыжий, - сказал Витрам, завидев через далекие крыши построек черные башенные трубы завода, изливающие густой дым, - хотя, разорви меня на куски, я не сумею сказать тебе, зачем твое дикое величество переезжает в новое помещение.
Регент, зная по тону голоса, что Витрам обращается к нему, взревел на всю улицу.
- Сбрендил, надо быть, какой-то состоятельный человек, - продолжал Витрам, - потянуло его к зоологии, вообразил он себя римским вельможей, из тех, что разгуливали в сопровождении гепардов и барсов, и купил нашего Регента. Тебя, старик, посадят в саду, на видном месте, среди так знакомой тебе тропической зелени. Вечером над фонтаном вспыхнет голубая электрическая луна; толпа близоруких щеголей, взяв под ручку молодых женщин со старческой душой и косметическим телом, займется снисходительной критикой твоей внешности, хвоста, движений, лап, мускулов, гривы...
Витрам умолк; лев рявкнул.
- А чем кормят львов? - осведомился шофер.
- Твоими ближними, - сказал Витрам, и шофер, думая, что услышал очень забавную вещь, громко захохотал. Минуту спустя, фургон проезжал мимо рынка; запах сырого мяса заставил Регента круто метнуться в клетке, и все его большое, тяжелое тело заныло от голода. Не зная, где мясо, так как тьма была полной, а запах, проникая в нее, властно щекотал обоняние, - лев несколько раз ударил лапами вниз и над головой, разыскивая обманчиво близкую пищу; но когти его встретили пустоту, и внезапная ярость зверя развернулась таким ревом, что на протяжении двух кварталов остановились прохожие, а Витрам хлопнул бичом по клетке, приглашая к терпению.
Наконец, въехав в ворота, фургон остановился у закопченного кирпичного здания, и Витрам, спрыгнув, подошел к слегка бледному, но спокойному Ордове. Тут же стояли Трайян и генерал Лей.
- Регент приехал, - сказал Витрам, - и так как вы, кроме этого, рассчитывали на мое искусство, - то я к вашим услугам.
Трайян, находя свое положение несколько глупым, молчал, решив ни во что не вмешиваться, но генерал выказал живое участие к хлопотам по сниманию и установке клетки вблизи парового молота.
Это гигантское сооружение терялось верхними частями в мраке неосвещенного купола; из труб, слабо шипя, просачивался пахнувший железом и нефтью пар; молот был поднят, саженная площадь наковальни тускло блестела, подобно черной вечерней луже, огнем спущенных ламп.
Витрам еще не догадывался, в чем дело; он проворно развязывал веревки, снимал с клетки брезент; завод пустовал, так как был праздник, и привести молот в действие должен был сам Ордова.
- Как же, Трайян, - сказал Лей, - отнесетесь вы к антрепренеру Ордове, если его постигнет фиаско?
- Очень просто, - хмуро заявил Трайян, смотревший на молот с нетерпением и брезгливостью, - я ударю его по лицу за жестокость и дерзость. Неужели вы, умный человек, ждете успеха?
- А... как сказать?! - возразил генерал с бесстыдством любопытного и жадного к зрелищам человека. - Пожалуй, жду и хочу всем сердцем необыкновенных вещей. Скажу вам откровенно, Трайян: хочется иногда явлений диких, странных, редких, - случаев необъяснимых; и я буду очень разочарован, если ничего не случится.
- Ренегат! - шутливо сказал Трайян. - Вчера вы аплодировали мне, кажется, искренне.
- Вполне, подтверждаю это, но вчера в высоте мгновения стояли вы, теперь же, пока что - лев.
- Посмотрите на льва, - сказал подходя Ордова, - как нравится вам это животное?
Брезент спал. Регент стоял в клетке, устремив на людей яркие неподвижные глаза. Его хвост двигался волнообразно и резко; могучая отчетливая мускулатура бедер и спины казалась высеченной из рыжего камня; он шевельнулся, и под шерстистой кожей плавно перелились мышцы; в страшной гриве за ухом робко белела приставшая к волосам бумажка.
- Хорош, и жалко его, - серьезно сказал Трайян.
Лей молчал. Витрам хмуро смотрел на льва. Ордова подошел к молоту, двинув рычаг для пробы двумя неполными поворотами; массивная стальная громада, легко порхнув книзу и вверх, не коснувшись наковальни, снова остановилась вверху, темнея в глубине купола.
- Ну, Витрам, - сказал, ласково улыбаясь, Ордова, - вы, дорогой мой, должны, как сказано, нам помочь. Регент вас слушается?
- Бывали ослушания, сударь, но небольшие, детские, так сказать, вообще он послушный зверь.
- Хорошо. Откройте в таком случае клетку и пригласите Регента взойти на эту наковальню.
- Зачем? - растерянно спросил Витрам, оглядываясь вокруг с улыбкой добродушного непонимания. - Льва на наковальню!?.
- Вот именно! Однако не теряйтесь в догадках. Здесь происходит научный опыт. Лев будет убит молотом.
Витрам молчал. Глаза его со страхом и изумлением смотрели в глаза Ордовы, блестевшие тихим, влажным светом непоколебимой уверенности.
- Слышишь, Регент, - сказал укротитель, - что приготовили для тебя в этом месте?
Не понимая его, но обеспокоенный нервным тоном, лев, с мордой, превращенной вдруг в сплошной оскал пасти, с висящими вниз клыками верхней, грозной сморщенной челюсти, заревел глухо и злобно. Трайян отвернулся. Витрам, дав утихнуть зверю, сказал:
- Я отказываюсь.
- Тысяча рублей, - раздельно произнес Ордова, - за исполнение сказанного.
- Я даже не слышал, что вы сказали, - ответил Витрам, - я думал сейчас о льве... Такого льва трудно, господа, встретить, более способного и умного льва...
- Три тысячи, - сказал Ордова, повышая голос, - это нужно мне, Витрам, очень, необходимо нужно.
Витрам в волнении обошел кругом клетки и закурил.
- Господа! Я человек бедный, - сказал он с мукой на лице, - но нет ли другого способа произвести опыт? Этот слишком тяжел.
- Пять тысяч! - Ордова взял вялую руку Витрама и крепко пожал ее. Решайтесь, милый. Пять тысяч очень хорошие деньги.
- Соблазн велик, - пробормотал укротитель, неподдельно презирая себя, когда, после короткого раздумья, остановился перед дверцей клетки с револьвером и хлыстом. - Регент, на эшафот! Прости старого друга!
Ордова, прикрепив к рычагу веревку, чтобы не очутиться в опасной близости к льву, и, обмотав конец привязи о кисть правой руки, поместился саженях в двух от молота. Трайян, желая избегнуть всякой возможности шарлатанства, тщательно осмотрелся. Он стал вдали от всяких предметов, машин и нагромождений железа под электрической лампой, ровно озарявшей вокруг него пустой, в радиусе не менее двадцати футов, усыпанный песком, каменный пол; Лей стоял рядом с Трайяном; оба осмотрели револьверы, предупредительно выставив их, на худой случай, дулом вперед.
Витрам, звякнув в полной тишине ожидания запорами и задвижками, открыл клетку.
- Регент! - повелительно сказал он. - Вперед, ближе сюда, марш! - Лев вышел решительными крутыми шагами, потягиваясь и подозрительно щурясь; Витрам взмахнул хлыстом, отбежав к наковальне. - Сюда, сюда! - закричал он, стуча рукояткой хлыста по отполированному железу. Регент, опустив голову, неподвижно стоял, ленясь повторить знакомое и скучное упражнение. Приказания укротителя становились все резче и повелительнее, он повторял их, бешено щелкая хлыстом, тоном холодного гнева, расталкивая сопротивление льва взглядом и угрожающими жестами; и вот, решив отделаться, наконец, от докучного человека, Регент мягким усилием бросил свое стремительное тело на наковальню и выпрямился, зарычав вверх, откуда смотрела на него черная плоскость восьмисотпудовой тяжести, связанной с слабой рукой Ордовы крепкой веревкой.