И они поднялись на сцену.
Стало тихо. Везде, во всём мире, во всей вселенной — стало тихо.
Ко мне подошёл человек с длинными волосами, интеллигентным лицом и в круглых очках.
— Can I?.. — спросил он, протягивая руку и интеллигентно улыбаясь.
— А? — вздрогнул я. — А, микрофон? Да не вопрос, братуха...
Переводчик спешно врубили, и ответ я услышал уже на человеческом языке:
— Спасибо.
Он подошёл к краю сцены и заговорил негромко:
— Привет, Америка! Честно говоря, не скажу, что соскучился. У меня с этой страной связаны не самые тёплые воспоминания...
Публика нерешительно засмеялась, но быстро замолчала, будто одёрнув саму себя.
— Хотя, конечно, приятно, что даже спустя столько лет вы так обалдели, увидев меня. Эй, кто-нибудь, помогите тому парню, он, кажется, забыл, как дышать!
На этот раз толпа засмеялась увереннее. Леннон заводил её, как опытный шоумен.
— Наверное, выйди на эту сцену Иисус Христос, вы бы обалдели меньше, да? О-о-о, вот оно! Как же мне этого не хватало! Ну, давайте вместе: «Бу-у-у-у-у-у!»
Бедные ребята... Сколько я их чмырил, а тут ещё этот. Перебор. Это может привести к потере больших человеческих жертв.
— Ладно, — махнул микрофоном Джон. — Хватит маяться дурью. Мой голос — той команде, которая вышла на эту сцену, как на поле боя и продержалась до конца. Ну и их тексты относительно напоминали какую-то поэзию. «Благодарные мертвецы» — ура!
— Ур-р-ра-а-а-а! — грянул Линтон.
А Джон обернулся и бросил микрофон следующему, стоящему в очереди.
— Твой ход, Лу!
Лу Рид подошёл к краю сцены, окинул орлиным взором собравшихся, поднял микрофон и сказал:
— Жопа, говно. Обе группы, и все дебилы, которые припёрлись их слушать. Добавить нечего.
Бросил микрофон себе под ноги и ушёл, не оборачиваясь.
Микрофон поднял Виктор Цой.
— За то, что Мёрдок сделал с моими песнями, я бы оторвал ему голову, — сказал он. — Руки́этому человеку я не подам. Если бы «Мы, живые» хоть немного старались, я бы отдал им свой голос. Но, к сожалению, «Мертвецы» были на две головы выше и выкладывались, как в последний раз. Голосую за группу, которую презираю— за «Благодарных мертвецов».
— Я не колебалась с той самой секунды, как услышала вокал Вивьен, — сказала Дженис Джоплин. — Б**дь, как ты, сучка, это делаешь?! Я тебя ненавижу! «Мертвецы» — форева!
— Если кто-то из этих двоих и владеет гитарой по-настоящему, так это Мёрдок, — заявил Джимми Хендрикс.
— Я нихрена не понял в музыке «Мертвецов». Стиль «Живых» мне показался более живым... — промямлил Сид Вишес.
— От «Мертвецов» у меня разболелась голова, а от «Живых» чуть не вырвало. Я как будто снова оказался в той ванне с передозом. На**й такую музыку, — сказал Джим Моррисон.
— Итак, счёт равный! — провозгласил голос из хрен-победи-где. — А значит...
— Ещё не всё, вообще-то, — оборвал его густой и нервный где-то глубоко внутри голос.
И мне показалось, что я чувствую запах сирени.
Игорьдержал микрофон. В психоделической майке, с психоделической гитарой. И весь мир безмолвствовал.
Я затаил дыхание...
— Я считаю, — сказал он, — что все, кто сегодня вышел на сцену, вели себя, как самые настоящие бойцы. Сражаясь на той земле, которую послала им судьба, тем оружием, которое досталось им от бога. Так, как могли и умели, вот. И я не отдам свой голос ни одному из них. Но не потому, что брезгую. А потому что не считаю, что здесь есть победитель. Всё на этом. А теперь — последняя песня. Можно, пожалуйста, Ивана обратно? Спасибо. Мёрдок, усилишь ритм?
Я растерянно кивнул.
— Вивьен, пожалуйста, на клавиши. Иствуд — бас, Рома — ударные. Вань, соло.
— А какая песня? — просипел охеревший до полной бессознательности Ваня.
АИгорьтолько улыбнулся в усы и заиграл. И я подхватил. Все подхватили.
Хватит веселиться, хватит горевать
Можно расходиться, можно забывать
Кто бы что ни сделал, кем бы кто ни стал
Никто не проиграл.
Верные пожитки на своих местах
Скверные улыбки тлеют на устах
Тяжким коромыслом вечная ничья
Никто не проиграл.
На крылечке по утрам
Блюдце с молоком
Камешки и песни в пустоту
Я почти ничего не замечал, играя партию ритм-гитары и подпевая ему. Но в какой-то момент, повернув голову, совершенно точно увидел, как Пол Маккартни подошёл к Джону. Они о чём-то поговорили, хотя вряд ли могли услышать друг друга. А потом — обнялись.
Руки Пола обнимали пустоту. Он не сжимал объятий, чтобы не разрушить иллюзию.