Если такая толпа ломанётся - затопчут.
Ждём. Патрулируем окрестности. Наблюдаем за рекой - тоже могут вороги полезть. Давим тараканов. Ещё вшей и клопов.
За что я не люблю Бога? - За Ноев ковчег. Люди ему, вишь, не понравились. Взял и истребил. А всяких кровосущих - уберёг. Божий промысел, не ругавшись. И вот одно творение господа ползёт по другому. И пьёт кровь. И будет. Пока кормовая база не восстанет и не придавит его ногтем. Его - не про ГБ, если кто не понял. Хотя...
Из городка вышел крупный воинский отряд. До нас вёрст пять. Постояли на перекрёстке и пошли не к нам, на восток, а куда-то на запад. Ну и флаг им в задницу.
К полудню снова тревога: через реку лодки идут. Много? - Две.
Встречаем.
Во! Блин...
А этот шлем я уже видел.
Тип 4 по Кирпичникову. Крутобокая сфероконическая тулья, наносник, полумаска. На темени - штырь. С колечком. Наносник - клювовидно изогнут сверху вниз и по ширине ребром жёсткости. Видок... отвратительный. Клювоносый косорыл. От нижнего края полумаски и шлема - кольчужная бармица. Переднее полотно - борода лопатой, спускается на грудь, заднее от уха до уха, прикрывает плечи и спину до лопаток. По подглазьям, по всей ширине от глаз до бармицы - усы. Чёрные, широченные, в пять рядов, мелко завитые, длинные - аж за уши!
Чеканные чернёные усы на морде - это круто. И очень приятно. Потому что прошлый раз я видел такое удовольствие, когда меня вынимали с Московской кичи. А в шлеме... точно. Радость моя. Наложница-изменщица. Елица.
Я не стал вбегать в реку, широко раскинув руки и вопя от радости - на нас оба берега смотрят. Подал руку, когда она спрыгнула с носа лодки на песок.
-- Здравствуй, Елица. Рад тебя видеть.
-- Здравствуй, господин мой. А я как рада.
-- Мне очень хочется тебя обнять. И вообще... Но люди поймут неправильно.
-- Мне тоже. И вообще. Но мы не будем. Кастусь... взволнуется.
-- По-прежнему ревнует?
-- Да. Безосновательно. И это радует.
Что именно радует - ревность Кастуся или безосновательность? Кажется, и то, и другое.
Я много рассказывал об этой женщине, встретившейся ещё девчонкой-подростком на моём пути в селении Карабец над Угрой. Одна из дочерей нищего, пьющего, многодетного мужичка, годного только на племя - дочки от него хорошо рождаются, она, при первой нашей встрече, нагло наехала на меня, угрожала ножом. Была продана мне в рабыни, убила, заигравшись, молодого парня-голядину, рычала и выла волчицей, когда Марана накачала нас психотропами и устроила волчью случку в лечебных целях. Танцевала голой посреди ночного луга у костра проезжих купцов, спасая её подружку Трифену. Предала меня, влюбившись в новгородского приказчика, выдав ему тайны моего казнохранилища. Попалась, пережила крах своей сумасшедший любви и осознание, что её просто использовали. Пережила и ожидание казни. И своё согласие с нею.
А ведь я тогда чуть-чуть не убил её. Только Любава меня остановила.
Любава... умерла, а вот дело её - Елица - жива и радостна.
Взялась за этого мальчика. Стала ему всем.
Нынче Кестут - Великий Князь Пруссов. А тогда - ребёнок. Вдруг, в одну ночь, осиротевший. Едва не кинувшийся в погребальный костёр отца. Растерянный, испуганный, утративший всё. Она сделала его князем Московской Литвы. С моей помощью, с его собственными усилиями, с убийственностью боевого волхва Фанга. Заплатила за это высокую цену. А потом спасла меня. Я бы сдох в тех застенках Московских, если бы не её сообразительность, не её верность мне.
Вытащила бесчувственного Кастуся с поля битвы, организовала исход разгромленной литвы, зажатой рязанскими, суздальскими и ростовскими ратями. Сумела провести караван беженцев мимо жадных ручонок Рязанского Глеба Калауза.
Уже в Каупе её разумность много раз избавляли Кастуся от разных бед. Удивительный ум, удивительная сила духа. Откуда это в простой крестьянке из нищей семьи с пьющим родителем?
Я бы с гордостью сказал: это всё я, это мои труды. Не-а. Основа была в ней с самого начала. Я лишь подправил форму. Дал кое-какие знания, навыки, образ жизни и мыслей. Нагрузил ответственностью за других. Помог. И не убил, когда очень хотелось.
-- А Кастусь твой где?
-- Там, с берега подглядывает. Его вожди не пустили.
-- А тебя ж чего?
-- А я ж никто, наложница. Убьют - не жалко.
-- Не жалко - кому?
-- Им, господине.
Повтор. Я такое видел во время нашей московской встречи. Кестут постоянно оказывается в зависимости от своего окружения, от каких-то... родовладык. Абсолютизма - топнул ножкой, будь по моему - постоянно не хватает. Или я вижу именно такие моменты?