Овраг. Метровые сугробы. Ели.
Автоматная очередь за спиной.
И белая спина впереди, удаляющаяся в лес.
Стать третьей жертвой снайпера мне не довелось. Скинутую с плеча СВД заклинило в самую последнюю секунду. Заминки хватило для того, чтобы мой нож вошёл в незащищенное бронежилетом телом.
Хрип.
Удар.
Ещё один.
Ещё.
Ещё.
И ещё...
Руки в крови. Во рту привкус железа. По лицу кровь.
Красный нож. Красный снег.
И красные пятна в глазах.
- Всё уже. Всё!
- Отпусти!
- Всё, Архип. Мёртв!
- Отпусти.
- Приди в себя, твою мать!
Красное месиво медленно отдалялось.
Ещё не всё!
Не так быстро...
Брыкнулся, повалив Мержинского в сугроб. Сам упал рядом.
Перекатившись, он навис сверху и щедро влил спирт из походной фляжки мне в рот.
Трахею сперло.
.. Мне восемь.
Утро.
Я выхожу на кухню. И первое, что попадает в поле моего зрения - большой сом в раковине.
Он жадно загребает ртом воздух и хлопает о железный край хвостом.
Дзынь. Дзынь.
- .. И что? Ради чего всё это было? Десять лет коту под хвост. - Голос матери чужой и отстранённый.
Она сидит на стуле и вертит в руках бокал с чаем.
- Алин, давай не сейчас, - просит отец, отворачиваясь к окну.
- Почему не сейчас-то?
Дзынь. Дзынь.
- Не при детях хотя бы.
- А-а-а! Ты о детях вспомнил?
- Алина...
- Что, Алина? - Дзынь. - Что, Алина? Дети у него... Пусть знают дети, какой у них отец. Сволочь и мразь. Променять семью на какую-то вшивую официантку...
- Хватит.
Дзынь. Дзынь. Дзынь.
- Я ещё даже не начинала. "Всю жизнь на руках носить буду. Горя знать не будешь. Подарками осыплю!" Вот все твои подарки за десять лет, - кивок в мою сторону. - Её, небось, больше балуешь?
- Алин...
Дзынь.
- Да уйми ты эту рыбу! - Зло рявкает мать на меня.
- Как я должен её унять?
Бокал громко хлопает о столешницу. Стул издает противный скрип, оставляя следы на паркете.
Мать подходит к мойке, достает нож и вонзает его в рыбину.
- Вот ... так. Взять нож ... и ... унять, - каждое слово она сопровождает новым ударом лезвия.
Я замираю, не в силах отвести взгляда от её рук, планомерно покрывающихся кровью.
Ещё минуту назад живая, рыба на моих глазах превратилась в решето.
- Совсем крыша поехала? - Отец подобрался к ней со спины и прижал к себе.
Нож выпал. Окровавленные руки задрожали.
- Что ты за чудовище, Алина? ..
Чудовище.
***
Темная казарма. Тридцать коек.
То там, то здесь раздавались поскрипывания и тихие шорохи.
В эту ночь вряд ли кто-то заснёт.
А она, ночь, выдалась на удивление спокойной.
Не было слышно постоянного свиста "Градов" и взрывов, долетающих сюда с мест боевых действий.
Не было слышно ветра и воя собак.
Она словно насмехалась над нами, получив две жизни в обмен на спокойствие.
Когда убеждал себя в том, что мне нечего терять, я и помыслить не мог, что что-то всё-таки осталось. Большое и незримое, что не давало мне перешагнуть черту.
Человечность.
Это была она. Но я лишился и её.
Лишился подле того, кому она вовсе не была знакома.
Должно ли это меня успокоить?
Успокоить, когда за стенкой лежат двое моих друзей в "черном тюльпане", ещё утром ходившие по этой земле.
Война.
Я в полной мере осознал, что у этого слова был солоноватый привкус железа, бешеная боль потери и безысходность. Понимание собственного бессилия, когда на
твоих глазах убивают невинных ребят. И лучшее, что ты можешь сделать — убить в ответ.
Я прекрасно понимал, что мои действия подставили под удар всех остальных.
Не сегодня — завтра до нас доберутся. И малой кровью мы не отделаемся.
Но поступить иначе не смог. Наши дни итак уже были поставлены на счётчик...
Когда всё в моей жизни пошло наперекосяк?