— Я хотела найти одну книгу…
— Книгу запрещенных зелий, — поправил меня ректор и кивнул, побуждая продолжать повествование.
— Да, кхм… эту самую книгу…для того, чтобы произвести впечатление на магистра Вирса.
Ректор удивленно вздернул брови.
— Преподавателя по зельеварению? Но зачем?
— Дело в том, — тут потребовалось все актерское мастерство, на какое я была способна, — что он мне… нравится.
Василиск поперхнулся и посмотрел на меня так, словно впервые увидел.
— Я верно понял, лернант Кэссария, что вы… кхм… захотели сварить одно из зелий из запрещенной книги и таким образом впечатлить магистра зельеварения… из-за личной симпатии?
— Да, — наклонила голову, изображая смущение.
Я не могла винить ректора за недоверие: хотя магистр Вирс и не был самым древним преподавателем в Академии, однако похитителем женских сердец двухметрового эльфа с темно-серой кожей было сложно назвать. Казалось бы, длинные белые волосы, темные выразительные глаза, широкие плечи и в целом довольно подтянутая фигура — все это могло послужить неплохой приманкой для неокрепших девичьих умов. Вот только характер у магистра был препаршивейший, и сам он относился к женскому полу с излишней строгостью, а иногда и с откровенной издевкой.
— Кэссария Ригантония, вынужден информировать в ультимативной форме: в Академии вы больше не можете оставаться. Это было последней каплей, и я больше не намерен выгораживать вас перед Советом.
Мое сердце замерло. Как? Исключение? И что значит, выгораживать перед Советом — получается, раньше ректор меня спасал? Голова закружилась от дурных новостей. Это было похоже на чью-то злую и очень жестокую шутку. Вот только хмурый прищур глаз василиска говорил об обратном.
— Но… куда я пойду? Мне же осталось отучиться всего один год!
— Об этом нужно было думать до того, как попытались украсть редкую, а главное — запрещенную(!) книгу из библиотеки Академии.
— Но я не собиралась ее красть! — в отчаянии заломила пальцы.
— К сожалению, Совет считает иначе. А я, если честно, уже устал вас покрывать. Мой вам совет на будущее — повзрослейте, лернант Ригантония. Пока не сломали себе жизнь окончательно.
— Но… куда же мне идти? Без диплома… — я чувствовала, что вот-вот упаду в позорнейший обморок перед ректором.
— Я вам дам лучшую характеристику…насколько это возможно в вашем случае. И запрос на перевод в Академию имени Авелина V…
Я все-таки провалилась в благословенную темноту обморока.
— Кэссария, очнитесь, — первое, что услышала, едва тьма перед глазами растворилась, являя взору обеспокоенное лицо василиска, склонившегося надо мной.
«У ректора красивые глаза…» — отстраненно подумала, впервые видя его так близко.
— Вижу, вы уже очнулись, — тут же отстранился ректор, исчезнув из поля моего зрения. Попытавшись встать, я с удивлением обнаружила, что лежу на небольшом диванчике, который, как я помнила, находился в углу ректорского кабинета, как раз рядом с большим книжным шкафом. Резной уголок которого я сейчас и рассматривала, пытаясь восстановить зрительный фокус.
— Да, — пробормотала, усаживаясь на диван как положено провинившемуся лернанту — с выпрямленной до предела спиной.
— Итак, как я уже сказал — документы на ваш перевод уже отосланы. Думаю, завтра вы сможете отправиться в Нурию.
Я застонала, понимая, что это не шутка и не сон — меня действительно исключают из Королевской Академии. Какой позор! На четвертом курсе вылететь как пробка из бутылки.
Поставив магический росчерк пера на документе, попрощалась с ректором и вышла из кабинета. Мне дали сутки на сборы. Как щедро…
В доме было тихо. Ребята все еще были на занятиях, от которых меня великодушно освободили, чтобы успела собраться.
Жарх!
Шла на второй этаж, где располагалась моя комната, с давящим чувством обреченности. Не хотелось верить в произошедшее, но как бы я не отнекивалась, а самое страшное все же случилось. Грустно усмехнулась: сейчас бы мне очень пригодились те золотые, что обещал Дориан в случае выигрыша спора.
Дориан!
«Как же я тебя ненавижу!» — думала, убирая магические замки. Сняв последний защитный слой, открыла дверь и растерянно огляделась. Неожиданно комната показалась мне самой уютной, самой любимой и родной: и шторки цвета заката в облачный день, и раздражавший ранее своим скрипом чуть покосившийся вещевой шкаф, и даже стол на трех ножках, которому недостающую четвертую заменяла грубо прибитая деревянная палка — все это внезапно стало слишком дорогим сердцу. С разрывающей сердце тоской провела рукой по изножью своей кровати. Мне будет не хватать всего этого.