— Урок воспитания будет в школе, — сказала Галина Андреевна, — в нашем классе.
И вот, помню, мы входим, и каждый, войдя в класс, ненадолго замирает на пороге. На учительском столике, на подносе, пузатенький, похожий на рассерженного боксера, фыркает самовар, на другом столике, под пестрой скатертью, гордясь собой, выпячивается пшеничный каравай. На наших столиках — кружевные салфетки, а на салфетках все для чая: чашки, блюдца, ложечки, чайник и в розетках квадратики сахара. У доски переминается с ноги на ногу веселый, в рубашке навыпуск, под ремешком, такой же толстенький, как самовар, человек с портфелем. Галина Андреевна, встречая нас, стоит у входа. Сегодня она нарядна, как никогда. Волосы не забраны, как всегда, в кольцо и не свисают хвостом, а врассыпную, спиральками, ниспадают на плечи, На ней длинное, жаркое, как огонь, платье, схваченное в талии широким ремнем. Узкая талия делает Галину Андреевну чуть-чуть похожей на песочные часы, что стоят в кабинете физики.
Первыми Галина Андреевна пропускает девочек и поручает им встречать нас, мальчиков. И вот уже они приседают перед нами, берут за руки и ведут за столы-парты.
Рассаживаемся, как на уроке, и, уставившись кто на Галину Андреевну, кто на толстяка, ждем, как приправы к чаю, лекции о хороших манерах при чаепитии: чашечка с блюдечком в левой руке, ложечка — в правой… Ложечкой не звякать, из ложечки взахлеб не тянуть.
Началось, как мы и предвидели, с поучения.
Сперва толстяк, которого Галина Андреевна назвала Иваном Ивановичем и представила как своего друга, обучил нас заварке. И так вкусно описал достоинства напитка богов, что мы тут же прозвали нашего гостя Иван-чаем.
Пока чай настаивался, тихо пел магнитофон. Его принесла Галина Андреевна. Потом девочки разлили напиток богов по чашкам, и дело дошло до пшеничного каравая. Иван Иванович вынул из портфеля огромный, как сабля, нож и аккуратно раскроил каравай по числу учеников нашего класса. Чай чаем, но, когда дело дошло до каравая, выражение лица у Ивана Ивановича изменилось. Пышное, как каравай, и сиявшее, как самовар, оно вдруг сделалось серьезным, вопросительным, и наш гость стал походить на рыболова, закинувшего удочку: клюнет или нет?
Это показалось мне странным, но, помню, и сам Иван Иванович, и его вопросительный взгляд как бы неожиданно поблекли — ну, как свет луны при свете солнца, — едва я вкусил от ломтя пшеничного каравая! Сперва я даже не поверил, что это хлеб, и на всякий случай понюхал ломоть. Нет, пахло хлебом. Но как пахло: звучно, смачно, так что дух захватывало и голова от того духа кружилась, как от карусели. Я помню, задумался, подыскивая, с чем бы сравнить вкус моего ломтя, и, не найдя, стал уплетать его за обе щеки, забыв о напитке богов. Да и как было не забыть о нем за едой богов!..
Вдруг мне стало стыдно: объедаюсь на глазах у всех! Посмотрел на Ивана Ивановича и удивился. Глядя на меня, Иван Иванович не морщился, как другие при виде ненасытных едоков, а сиял, соревнуясь в сиянии с самоваром. «Ему нравится смотреть, как я уплетаю хлеб, — догадался я, — но почему?» Ответ пришел чуть позже.
Галина Андреевна постучала коричневым, как изюминка, ноготочком по столу и сказала, что на этом, то есть на выпитом нами чае, праздничное отделение классного часа заканчивается и начинается его официальная часть.
Галина Андреевна улыбнулась Иван-чаю и пригласила его к учительскому столику. Но кто он, так и не назвала.
Иван-чай не заставил себя ждать. Подошел к столу и вынул из портфеля, лежавшего на столе, батон, кинул его на бумажную салфетку и все тем же ножом рассек его на равные дольки. Отложил нож в сторону, схватил одну дольку и выпустил из рук… журавлика, схватил другую и выпустил зайчика, схватил третью и выпустил черепашку… у птиц и зверюшек, вылетавших и выбегавших из рук Иван-чая, все было, как у настоящих: глаза-изюминки, ножки, лапки, крылышки, хвостики, — только сами они, как мы уже догадались, были хлебными. Иван-чай, как скульптор, лепил их из теста. Кто же он, наш гость?
Галина Андреевна, угадав наш интерес, назвала профессию гостя:
— Иван Иванович Снегирев, директор хлебного завода.
Так вот почему он с таким интересом смотрел мне в рот… Но внимание, он снова достает что-то из портфеля!
На этот раз Иван-чай вынул тетрадку. Обыкновенную ученическую тетрадку, но в прозрачных целлофановых корочках. Мы насторожились, ожидая новых чудес. Может быть, тетрадь поведает нам редчайшие рецепты хлебопечения?