-- Здорово, малец...-- проговорил Иван и хотел потрепать мальчика по голове, как иногда делал.
-- Не трожь!..-- закричал Пимка, и глаза у него засверкали, как у настоящаго волчонка.-- Ты вот Дуньку-то свою гладь по голове... Погоди ужо, наши мужики доберутся и покажут тебе Дуньку.
-- Сильно грозятся?..
-- Башку, бают, отвернем...
Иван понимал, что Пимка говорит с чужого голоса и что его, очевидно, научил кривой Листар, но все-таки бродяге сделалось ужасно обидно. Что, в самом деле, сделала Дунька им всем? И Феклиста заодно с другими бабами... Куда же ее, хворую, деть, не в Исеть же спустить, да и дитё тут примешалось. Дело было под вечер, и Иван зашел в кабак к Безпалому.
-- Давай полштоф...-- заявил он, не здороваясь.
-- Что больно угорел?-- засмеялся Родька.
-- И то угорел...
В кабаке было пусто, только на лавке спал пьяный старик-нищий, да на крылечке сидели двое обратных ямщиков. Иван без передышки выпил два стаканчика и сразу захмелел -- давно он не пил водки настоящим образом. Родька делал вид, что будто переставляет у себя за стойкой какую-то посудину, а сам все время не спускал глаз с бродяги.
-- Иван, а Иван...-- окликнул Родька вполголоса.
-- Ну?
-- Мотри, худо твое дело... Из-за самой этой Дуньки примешь большое горе -- мужики сильно серчают...
-- Пусть... хворая она лежит, так не за ноги мне ее тащить с острова.
-- Она точно, что тово...
Наступило тяжелое молчание. Иван налил третий стаканчик и долго смотрел осовелыми глазами куда-то под лавку, где валялся разный кабацкий сор. Родька попрежнему наблюдал его своими лукавыми глазами и наконец проговорил:
-- А куда твои-то дружки ушли?
-- Какие дружки?
-- Ну, Перемет и этот иосиф-Нрекрасный. Вечор заходили выпить по шкалику и болтали, что на острове больше не останутся: мужиков наших устрашились, чтобы за Дуньку чего не было...
-- Устрашились, говоришь?..
-- Да разе они сами-то тебе ничего не сказывали?
Иван тяжело ударил кулаком по стойке и сердито плюнул на пол. Это была явная измена со стороны товарищей. И кого устрашились?-- тебеньковских баб...
-- А ты, Иван, в самом деле, поберегайся: неровен час... Теперь будто жнивье подоспело, все в поле, а вот праздник подвернется, так жди гостей.
-- Ладно... Куда же ушли мои-то дружки?
-- Перемет поколь у кузнеца Мирона приспособился, а Осип махнул прямо на трахт...
-- Подлецы они, дружки-то... А я Дуньку не выдам. Что она им далась, чертям?.. Нашему-то брату, мужику, каково достается бродяжить-то? В другой раз жизни своей постылой не рад, а бабе в тыщу раз потяжельше нашего достается.
-- Уж это что и говорить: больно слабо место... Только вот наши-то тебеньковския бабенки ощетинились: так и рвут!..
-- Ну, и пусть рвут... Робеньчишка у Дуньки-то, а малость выправится -- сама уйдет.
Действительно, лётные ушли с Татарскаго острова, и Иван остался в балагане с глазу на глаз с Дунькой. Она женским чутьем догадалась, в чем дело, и порывалась тоже уйти, хотя сама не могла еще держаться на ногах.
-- Уйду я, Иван, а то, в сам-деле, мужики тебя еще, пожалуй, изувечат...-- говорила она, собирая какое-то тряпье.
-- Перестань, дура... Куда ты уйдешь-то?.. Никого я не боюсь.
В ближайший праздник, к берегу Исети с утра начали собираться деревенские ребятишки, а это было дурным знаком. Иван узнал своих старых знакомых -- и Авдошку, и Кульку, и Семку. С ними толклась белоголовая Сонька, сосредоточенно засунув пальцы в рот. Так продолжалось до самаго вечера, когда со стороны деревни показалась толпа мужиков. Иван понял, что они шли на Татарский остров, и сунул за пазуху короткий нож. Живым он не хотел отдаваться в руки.
Толпа подошла к берегу и, засучив порты выше колен, побрела к острову. Впереди всех шел без шапки седой сгорбленный старик, известный в деревне под именем Вилка. Это был самый вздорный и зубастый мужичонка, горланивший на волостных сходах до хрипоты. За ним шли: кузнец Мирон, Сысой, Кондрат, Родька Безпалый, а позади всех -- степенный старик Гаврила с двумя старшими сыновьями.
-- В гости к тебе пришли...-- заявил Вилок своим скрипучим голосом, заглядывая в балаган.
-- Милости просим...-- ответил Иван и прибавил:-- насчет Дуньки?
-- Видно, что так, милый друг... Где она у тебя спрятана, принцесса-то твоя?
-- Чего мне ее прятать... в балагане лежит.
Мужики немного замялись и переглядывались между собой. Родька Безпалый первый вошел в балаган, но Дунька сама вышла оттуда с ребенком на руках и молча поклонилась миру.
-- Ишь, змея, с дитём тоже...-- обругался Вилок и даже плюнул.
-- Уж ты, Иван, как хошь, а ослобони нас от Дуньки...-- заговорил Кондрат из-за спины Гаврилычей.-- Мы лётных не гоним, живите, Христос с вами, а главная причина, что вот бабенка у вас обявилась на острову. Очень это неспособно.