Выбрать главу

Он так заразительно смеялся – я растеряла всю серьезность.

– Что смешного? – удерживая строгий образ из последних сил, спросила я.

– Ну песня-то не о дворниках.

– А про кого?

Я ведь четко слышала там и полдники, и дворники, и подоконники.

– Ты такая забавная, – умилялся Фил. – Про что – про водники.

Он сказал это, видимо, ожидая какой-то реакции, которой не последовало.

– Ну водный, – снова никаких ассоциаций, – мокрый. Блин, Алиса, да ты святая!

Его явно забавляла ситуация. Правда, меня не очень. Особенно когда я поняла, что речь идет о наркотиках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Значит, поника – это не из «Форсажа» и никак не связано со скоростью?

– Не-а, – прыснул он и напел: – Вместо полдника пару водников, пару-пару водников на подоконнике, с ней на пару водника мы дышим поникой, две банки тоника, мне без тебя не кайф*.

Чертово высокое искусство меня не впечатлило, но голос у Фила был и правда потрясающий.

– Ты сегодня какая-то замороченная. Пойдем развеемся.

Замороченная? Я прикусила губу, чтобы не показать, как меня задели его слова.

– Нет, ты иди, а мне нужно еще немного поработать.

– Ну давай повеселимся, – нашептывал он, уговаривая, точно Змей-искуситель, и сминая пальцами бедра, которые еще помнили недавние шлепки.

– Фил, нет!

Я ударила его по рукам, забирающимся под футболку, очень вовремя – еще чуть-чуть, и я снова бы потеряла голову. Он не первый раз пытался манипулировать мной через секс, и признаюсь, что ему это почти легко удавалось.

– Сегодня в «Иллюжн» выступает крутой ди-джей, все собираются на эту тусовку, – Феликс не унывал. – Точно не пойдешь?

– Точно, – отрезала я, твердо решив для себя, что не хочу убивать вечер на компанию, которая мне неприятна. Я бы предпочла доделать рабочие макеты, но это было очень сложно донести до Ветрова.

– Не обидишься, если пойду сам?

– Господи, да иди уже! – Я закатила глаза и шутливо толкнула его, а он притянул к себе и поцеловал, жадно насилуя мой рот.

Мы так увлеклись, что чуть было не дошли до секса на комоде, но я все же сумела выпроводить Фила с каменным стояком на улицу. Дружки его заждались и начали смеяться над растрепанными волосами. Кто-то даже ляпнул нечто вроде «отпустила тебя мамочка?», но я уже думала о другом.

Я уперлась затылком в закрытую дверь и съехала вниз, подпуская ближе сомнения и слезы. Фил назвал меня замороченной, но ведь сегодня я была похожа на себя обычную. Ту, что по-мазохистски наслаждалась каторжными работами в офисе, полжизни торчала за ноутбуком и потихоньку слепла от мелкого шрифта на экране. Ту, которой я пыталась оттолкнуть Феликса в наши первые встречи и которую он вроде как принял. Так почему не нравилась ему сейчас? Заметно же было, что, хоть он и ушел, остался недоволен. А я ведь и вполовину не загрузилась работой так, как дома.

Страшно было подумать, что тогда будет там, после – больной насущный вопрос.

Я ушла в себя и в макеты. Очнулась, лишь когда пересохло во рту и желудок заурчал от голода. Я отослала правки с презентацией заместителю и закрыла ноутбук. Часы показывали четыре утра, а Феликса все еще не было.

Я старалась отгонять противные мысли, но в полуночной тишине они звучали слишком громко – так и липли ко мне, как мухи на ленту. В голове бегущей строкой кружил один и тот же вопрос: что же дальше, что дальше? Я не могла перестать думать об этом, потому что прекрасно понимала: все эти дни, как летние каникулы в школьную пору – солнце забралось высоко и светило ярко, обдавая жаром, никаких забот, одна сплошная романтика. Только лето имело свойство кончаться, а дальше шли трудовые будни. Что все это значило для нас?

Ко всему прочему, я слишком привыкла к здешнему нраву – на Пхукете всем было плевать на наши с Филом отношения. Разница в возрасте казалась сущей мелочью на фоне соседей нетрадиционной ориентации, которые удочерили маленькую кудрявую малышку из Африки. Или на фоне татуированных стариков из Европы, которые целовались под пальмами на зависть молодым. А уж в сравнении с разгуливающими открыто трансвеститами и подавно. Здесь все казалось проще – нас никто не знал и не осуждал. Но что будет там?