— Клянусь! — вскрикнул Владыка Сумеречья так, что его услышали все сопровождающие; но что за клятву потребовала жена — никто не знал. — Леголас! Простись с матерью и сестрой.
Юный — тогда истинно юный — Леголас бросился к паланкину с другой стороны. Целовал тонкие пальцы матери, крошечную, почти холодную ручку Эйлон, которую успели назвать и полюбить, но не успели как следует обласкать.
С каждой лигой…
К этим двоим будут возвращаться тепло, свет и силы…
И что бы ни говорил Глорфиндейл о чертогах Мандоса — там они будут жить.
Последним жестом жена благословила их, их всех, стоящих у причала, и с еле слышной песней надежды прижалась губами к лобику крошечной девочки. Она больше не принадлежала им, она больше не принадлежала Средиземью — она отдавала себя единственной цели, дочке, без остатка.
Корабль отчалил; Трандуил не удержался, рванулся в руках Элронда и Леголаса; Галадриэль и Синувирстивиэль пели, и он готов был убить их за их наполненные жизнью и магией женские голоса. Почему так?.. Почему… она и ребенок, почему?..
И долго Трандуил ненавидел себя за неосторожно данную клятву. Ненавидел, пристрастившись к вину и сверкающим, бессмертным, неумирающим камням — и с каждой минутой его внутренней ненависти к себе на Великую Пущу все больше надвигалась тьма, ползущая из Дол Гулдура.
Но теперь прошло время.
Прошло много времени.
Воспоминания не оставляли его, но боль притупилась. Как сказал Глорфиндейл? Утро радости и полчаса скорби на закате?.. Соединить несоединимое?..
Другой мир. Другое хроа.
Так долго жизнь текла размеренно, по определенным законам — битвы, схватки, тьма, переговоры, поездки в Лориен и Ривенделл, и бесконечное оплакивание каждой новой бессмертной жизни, потерянной в боях. И ни одного известия о новом эльда, снизошедшем в эти земли. Им словно указывали на дверь. Вон. Для вас уготовано теплое пристанище, полное песен и света; вон.
И вот…
Этот другой мир, до отказа наполненный людьми, чья жизнь потеряла там, видимо, какую-либо ценность… но что-то там было, что-то настолько сильное и поразительно живое, что это не поддавалось описанию. Как будто король Сумеречья сумел расслышать, обрести и встроить в свою собственную мелодию потерянную ноту. Как будто он, вернувшись, заново освежил все свои чувства, всю любовь к Средиземью, всю любовь к Лесу, всю любовь к жизни.
Трандуил покачал головой. Она знала?.. Супруга знала, что у него будет шанс начать жить заново?..
Проклятая клятва, за которую он ненавидел себя, оборачивалась спасением.
Так. Сперва — домой. Объяснения последуют там, и в первую очередь их достойны Леголас и Галадриэль, Элронд и Глорфиндейл. А затем Сумеречью будет объявлено, что грядет новая королева.
Трандуил не удержался и ехидно ухмыльнулся. Великий Эру Илуватар, Ольва! Ему предстоит мучиться не в одиночестве, Ольва сумеет пробудить всех. Расшевелить всех. Заставить жить… всех. Даже Элронд, сердитый, мудрый, всевидящий Элронд кажется таким живым и небезразличным… каким давно не казался.
Светлана. Капля жизни, Йул. Эльф ощутил, как по спине пробежали огоньки, когда он вспомнил ночь… и уже совсем с другими глазами Владыка Эрин Галена собрался выйти, мельком подумав, что упускает еще что-то важное. Очень важное, безгранично важное.
Но что?..
Как вдруг услышал дикий крик Синувирстивиэль, крик, от которого зазвенели стекла в окне:
— О-о-ольвааааа! Ольва-а-а…
========== Глава 29. Прощай ==========
Ветка встретилась взглядом с Мэглином.
— Ольва, — шепнул лесной эльф.
— Все нормально.
— Ольва!
— Отстань! — выкрикнула Ветка. — Мне надо побыть одной! Я… я пойду подышу воздухом. Туда, на балкон, на внутренний двор…
Девушка сделала два или три шага, и остановилась. Повернулась.
Мэглин смотрел на нее почти с ужасом.
Вернулась, обняла лаиквенди.
— Прости… правда, все хорошо. Мне правда… надо побыть одной.
Руки Мэглина мягко прошли по ее плечам. Губы коснулись лба.
— Ольва…
— Не спрашивай ничего, а?
— Я пойду с тобой.
— Мэглин, полный дворец народу. Мне надо просто побыть одной. Честно. Я буду вот там, на балконе, — Ветка показала пальцем на широкий балкон, выдвигающийся над двором; с него вниз стекала широкая лестница.
Мэглин заглянул в окно — там готовились к отъезду несколько рохиррим Тенгеля, ожидавшие своего короля. Рохан жаждал правителя.
Лантир, Эйтар, стражники Барда — все не торопясь приводили в порядок себя и оружие, беседовали. Погода была отличной — наконец-то стало заметно, что уже не зима с ее ледяными метелями и пронизывающим ветром, а начало весны. Небо голубое; яркое солнце золотило камни и стены возрождающегося Дейла.
Лаиквенди знал — Тенгель, Элронд, Синувирстивиэль, Бард завтракали; Глорфиндейл спал там, где был с вечера.
Мэглин неохотно кивнул, сдвинув брови.
— Завтрак?
— Я там перекусила… что-то… в опочивальне его величества.
Эльф вздрогнул, как от удара.
— Ну мы же взрослые девочки и мальчики? — холодно сказала Ветка. — Ты же меня там видел. Я пойду. Мне надо подумать!
Мэглин потянулся к Ветке ближе, что-то еще сказать, удерживая ее пальцы. В зеленых глазах плескались боль и нежность.
Насторожился; из покоев Трандуила донесся зов. Ветка коротко кивнула, забрала руку, и вышла на балкон, глотая холодный воздух, словно это было плотное, ледяное мороженое, от которого обязательно заболит горло. И так, чтобы заболело до самого сердца…
Мэглин, еще раз оценив возможную опасность, снова покачал головой, и отправился к королю — помочь с умыванием и доспехами.
Ветка рассеянно рассматривала рохиррим, и думала, что, если к ней сейчас еще кто-нибудь прицепится — она нагрубит. Как, по сути, нагрубила Мэглину. Мэглину!..
Однако новой грубости допустить нельзя. Ну вот никак.
Приличия, чтоб их.
Да и не было тут никого, кто заслуживал бы от нее грубости.
Это просто ее небольшие внутренние проблемы.
Просто стечение обстоятельств.
«Да что ты? — изумился глумливый внутренний голос. — Обстоятельств? Стечение? Тебе говорили и мать, и психоаналитик — нормальные отношения теперь недоступны. Вот и получай».
Ветка помотала головой. Внутренний голос был чрезмерно отчетливым.
Да, мама пыталась ее обвинить в том, что Ветка была виновата сама. «Зачем, зачем ты с ними пошла? Трое взрослых ребят! Зачем!» И затем, без паузы, кричала и плакала… «Бедная, бедная моя Светочка, бедная моя девочка, за что тебя так…»
И неизвестно, что было хуже.
А теперь ее пожалели.
Вот так.
Бедная Светочка.
Ветка ссутулилась и зашипела.
«Но было же недурно? — поинтересовался внутренний голос. — Целые сутки иллюзии любви и взаимности. Разве нет?»
Балрог…
А ведь верно, иллюзия. Если подумать, эльфы так благородны. Короли так благородны. Он хотел пожалеть ее… или подправить картинку себе? Теперь — все просто замечательно. Она согласна, и даже больше; она втрюхалась, как одиннадцатиклассница в голливудскую звезду. Она в восторге, она выворачивается наизнанку. Неприятные воспоминания, нестерпимые для его высокородного благородия, перекрыты. Залакированы.
«Умная девочка, — сказал ироничный внутренний голос, — только поздновато сообразила. А Торин тебя предупреждал. Это холодное, ледяное сердце…»
В Эребор? В Сумеречье? Трандуил был так уверен, что она едет с ним. Упоминал о разговорах. Ну о чем тут теперь говорить?..
Ветка не умела думать в неподвижности — и обнаружила себя спустившейся во двор. Она бесцельно бродила между эльфами и людьми, закусив губу, машинально кивая в ответ на приветствия. Встретилась взглядом с Лантиром — эльф был почтителен, как никогда. Кончики его ушей охладил ветер, и они порозовели… когда он встретился с Веткой взглядом.