Сегодня он пытался быть с ней на одной волне.
— Будем играть в снежки?
Алиса помотала головой.
— Нет! Я не хочу получить снежком в нос. Будем лепить бабу.
Перед глазами Кью встала пикантно-пошлая картина, и он не удержался.
— Ммм, с грудями-шариками?
На личике Лисы отразилась смущенная жалость.
— Неее, мы ей ветки вставим. Будут, как косы…
Кью несло:
— Хорошо хоть не рога… — шутка не удалась, и он сконфуженно замолчал.
Алиса прыснула:
— Ты такой мииилый, когда тушуешься… Никаких рогов и грудей, слепим просто снеговика. С носом-морковкой.
Светлый характер подруги радовал Кью — так здорово, что она не умела долго дуться!
Глава 301. Подозрения
До дней, когда Колетт становилась обидчивой и раздражительной, оставалось довольно много времени. Роберт знал наверняка, поскольку тщательно следил за жизнью Колетт во всех ее аспектах, но поведение милой сегодня было непривычным.
Что-то тревожило ее, и оно вряд ли было тщательно скрываемой от Роберта тайной — никакого напускного веселья или спокойствия, наоборот, старательно подавляемая обида.
Колетт вдруг стала чрезвычайно деловой, не ластилась и прикасалась к Роберту дежурно, для галочки. Так, чтобы не вызвать открытый конфликт.
Роберту отчаянно хотелось взять Колетт за плечи, сжать или даже встряхнуть с вопросом: «Ну что, что тебя тревожит?!», ведь она могла терять драгоценное время, но противореча своей же логике, он тоже выжидал, наблюдал исподтишка и ничего не предпринимал. Предполагал, что его грубость только ухудшит ситуацию.
Так прошли утро, и день, и вечер. Роб уходил по делам и возвращался, а Колетт избегала его, оставаясь печальной.
Ближе к ночи Роберт спросил прямо, понизив и без того низкий голос:
— Мне постелить себе в другой комнате?
Губы Колетт опустились, затем приоткрылись и спустя секунду приняли безучастное выражение. Она хотела в чем-то признаться, но не решилась.
— Тааак, — Роберт заговорил уверенно, зная что лжет, но смутно опасаясь, что его слова могут оказаться невероятной правдой, — ты завела себе любовника! Кто он?
Колетт опустила голову, затем вскинула ее:
— Ну что за глупости!
Тело выдавало, ей не терпелось покинуть комнату, и Колетт в самом деле поступила так.
Роберт тотчас нагнал Колетт в коридоре, прямо под ее картиной, аккуратно вставленной в рамку. Он выглядел так грозно, что Колетт невольно вжалась спиной в стену, а Роберт окружил ее, уперев ладони по обеим сторонам от «пленницы» и не давая сбежать.
— Ну? Глупости — это да или нет?
Колетт вяло и криво улыбнулась:
— Конечно, нет… Я только тебя люблю! — она судорожно дернулась навстречу и попыталась поцеловать Роберта в губы, он отстранился.
Все выглядело чрезвычайно подозрительно, и не говоря больше ни слова, Роберт сгреб высокую и тонкую Колетт в охапку и понес ее наверх, в спальню. Колетт не сопротивлялась, вызывая в душе Роберта море опасений.
Она просто наслаждалась? Экономила энергию для чего-то серьезного? Была виновата и решила не усугублять вину?
Растравленный и смятенный, Роберт аккуратно уложил Колетт на постель лицом вниз и спустя несколько секунд сам лег сверху, придавливая Колетт всем своим весом.
Колетт задергалась:
— Пусти!! Сейчас же! — в ее голосе прорвалась ярость.
Это немного успокоило Роберта, по крайней мере, Колетт считала себя правой. Он чуточку ослабил давление.
— Пущу. Когда прекратишь меня изматывать. Весь день не пойму, что с тобой происходит! Бессовестная!
Он нападал, и эта манера злила Колетт.
— А не все ли тебе равно, что со мной происходит?! Ты всегда поступаешь, как хочешь только ты сам!
Роберт опешил от ее неожиданного обвинения. Он долго терзался и надеялся быть мягко и любовно успокоенным, но получил лишь обвинения… Потому он снова придавил маленькую смуглянку, отвечая раздраженно:
— Нет, мне не все равно. И ты мне скажешь правду.
Колетт странно дернулась, он был уверен, что не примял и не сломал ей ничего, столь дорогое и любимое ему, так что это движение могло означать, что…
И Роберт неожиданно для Колетт вдруг начал недвусмысленно тереться о ее соблазнительно выпуклые ягодицы и ласкать ее в самом деле возбужденное и жаждущее тело. Сильно надеясь, что Колетт скоро расслабится и выдаст томившее ее душу.
Когда они устали от агрессивной страсти и от безмятежной нежности, от касаний, от поцелуев, от укусов, от объятий и скольжений стояла глубокая ночь.