Черную гриву и щетину Альбиноса я увидела сразу после прохода таможни у киоска с прессой. Он тоже высмотрел меня в толпе и махнул рукой. Его лицо не выражало ничего, кроме того, что он просто исполняет обязанность встречающего, впрочем, с этим человеком я никогда и не общалась тесно, как, например, с Лохматым.
Мы погрузились в скромный «Фольксваген», ожидавший на парковке аэропорта, и выехали на шоссе, ведущее к Вене.
— Как дела в Израиле? — поинтересовалась я, чтобы начать разговор.
— Хреново, Анка, — ответил Альбинос. — Так хреново еще не было. Лохматый сидит в тюрьме. Саня не ночует дома и ждет, когда за ним придут. «Рандеву» закрыт, половина девчонок выслана.
— Но почему? — я ахнула от неожиданности. Мне казалось, что израильская структура Брюха незыблема и прочна, как и он сам.
— Власти серьезно взялись за чистку, — сказал Альбинос. — Наказание за торговлю людьми ужесточили до шестнадцати лет. Кому охота мотать такие сроки?
— Торговля людьми? — тупо переспросила я.
— Ну да. Менты задерживают любую проститутку, говорят, или ты сидишь под прессом за решеткой до полугода, или закладываешь всех, кто тебя привез, и живешь на свободе. А в благодарность на это время мы ставим тебе визу с правом на работу. Кто устоит перед таким предложением?
— Понимаю, — сказала я. — Но причем здесь работорговля?
— Им на хер не надо знать истину, — сказал Альбинос, глядя на дорогу. — Им важно выступить перед прессой и парламентом, размахивая стопкой уголовных дел. Мол, мы больше не потерпим женского рабства и все такое. А девки подписывают все, что им подсунут. Они же и читать на иврите не могут. Тебя трахали? Да. Значит, насиловали. У тебя было много начальников? Да. Значит, преступная группировка. Тебя привезли нелегально, через пустыню, с бедуинами? Да. Значит, работорговля. Журналюги еще больше подливают масла в огонь. Только ленивый не пишет про жестокости русской мафии.
— Но я не знаю никого из девочек, кто бы не приехал работать добровольно, — сказала я. — Их же не заставляли…
— Нашлось пару отморозков, которые держали проституток под замком. Еще кто–то заставлял работать в месячные или по двенадцать часов без перерыва. Ментам не надо много, чтобы раскрутить карательный маховик.
— Да уж, — сказала я, — не ожидала такое услышать.
На самом деле я не была особенно удивлена, и, по большому счету, мне были до лампочки тревоги израильских сутенеров. Но я представила, насколько больше была бы моя свобода и насколько разнообразнее текла бы моя жизнь, если бы правозащитники всерьез взялись еще в начале девяностых за брянских и московских сутенеров. Потом я вспомнила, что родная милиция была всегда в долях с ними, и мне стали смешны мои мечты, тем более, что они были о прошлом, которое уже нельзя изменить.
Настоящее же предстало передо мной в виде полностью достроенного нового особняка в двадцати километрах от Вены. Если три его этажа сами по себе впечатляли снаружи, то мраморные полы, витражные окна и резная мебель из красного дерева довершали впечатление изнутри. В подвальном этаже располагался бассейн и тренажерный зал, кинотеатр и сауна. Брюхо выглядел довольным, как мусорный кот, показывая мне все это. Именно так: тощий и вечно голодный бездомный котяра, которого поселили в раю с бесконечной сметаной и теплыми кушетками. Только поселил себя он сам, и в этом была самая главная разница.
— Ну как? — поинтересовался Брюхо с почти безразличным видом.
— Здорово, — почти искренне ответила я, задрав голову и разглядывая потолки, расписанные в стиле позднего барокко.
— Художник-монументалист работал здесь два месяца, — пояснил Брюхо. — Вообще–то он реставрирует старинные замки в Италии, но согласился подхалтурить у меня.
— Не дешево это было…
— Пустяки, малышка. Кстати, познакомься, это Лика.
Маленькая девушка в спортивном костюме спускалась к нам по мраморной лестнице. Примерно моего роста и такая же стройная.
— Привет, — сказала Лика, протягивая мне ладонь.
— Здравствуй, меня зовут Аня. — Вот уж не думала, что улыбка выйдет у меня больше похожей на оскал.
— Очень приятно, Гена много о Вас рассказывал.
— Спасибо.
Знакомая трель мобильника. Брюхо ответил и заговорил по-немецки, отходя от нас.
— Ты, наверное, устала с дороги, — сказала Лика. — Пойдем, я покажу тебе комнату для гостей.
— Спасибо, — повторила я. — Пойдем.
Я взяла чемодан и мы поднялись по лестнице на второй этаж. Двери комнат здесь отличались по размерам, и я заметила, что Лика привела меня к самой дальней из них и относительно узкой. Впрочем, внутри была двуспальная кровать и плоскоэкранный телевизор. Имелись отдельный туалет и душ, словом, все, как в приличном гостиничном номере. Я подняла взгляд — потолок здесь был самым обычным, белого цвета.
— Хочешь, я включу сауну? — безмятежно предложила Лика.
— Только, если составишь мне компанию, — ответила я.
— Я спрошу у Гены, — Лика шмыгнула маленьким носиком. — Вообще–то было бы неплохо, а то я простудилась.
Теперь я хорошо рассмотрела ее: девушка была хорошенькой и довольно милой, с нежным треугольным личиком, невысоким лбом, укрытым редкой челкой, розовыми губками бантиком и широко расставленными большими глазами серого цвета. Сначала я подумала, что таких много, но потом поняла, что то же самое можно было бы сказать и обо мне, если бы не мой неповторимый утиный нос, не высокий лоб и не широкий рот. И еще мои глаза более живые, более красивые, пусть они чуть уступают размером Ликиным. И волосы у меня намного пышнее и гуще! О чем это я думаю, стоя перед зеркалом гардероба, боже мой, неужели я собралась с ней конкурировать?
Мы парились на сосновых полках, разглядывая друг друга, испытывая, пожалуй, близкие чувства, но тщательно скрывая их:
— Спортом занималась? — спросила я.
— Художественной гимнастикой. А ты?
— Бегала когда–то.
— Все мы от кого–то или за кем–то бегали, — улыбнулась Лика.
— В самую точку. Се ля ви.
— Я, правда, давно уже бросила, — сказала Лика. — Даже растолстела непозволительно.
Она провела кончиками пальцев по своей безупречной ноге, на которой выступил первый пот.
— У нас кремлевская диета сейчас в почете, — отозвалась я. — Могу подробнее рассказать.
— Обязательно, попозже, я запишу.
— По фигуре мы, как две сестры, — сказала Лика. — У тебя есть родные…
— Теперь появилась.
— Так ты была одна в семье?
— Угу. Дай отгадаю… У тебя есть старший брат.
— Нет, младший. А сестра старшая.
— Где они живут?
— В Казани.
Я вспомнила Киру и Динару из московского эскорта. Интересно, в Татарстане что–нибудь поменялось с тех пор?
— Когда была дома в последний раз? — спросила я.
— Года два назад.
— И как там?
— Как всегда, — сказала Лика.
— Что–то у нас общение продвигается с натугой, — сказала я. — Наверное, это потому что я устала с дороги.
— Давай выходить, — кивнула Лика. — Нырнешь в бассейн?
— Запросто.
— А я, наверное, нет. Вода там холодная…
— Надо сто грамм употребить, чтобы насморк побороть, — сказала я.
— Составишь компанию? — неожиданно согласилась Лика.
— Что ж я, не русский человек? — обрадовалась я.
— Поможешь стол накрыть?
— Да никаких проблем! А Брю… Гена не станет возражать?
— Вряд ли, — сказала Лика. — Тем более, что они с Альбиносом уехали до вечера.
Ее улыбка ясно давала мне понять, кто в этом доме всеведущая хозяйка. Мне ничего не оставалось, как только улыбнуться ей в ответ.
Полчаса спустя мы устроились на кухне с початой бутылкой «Стерлинга» и неприхотливой закуской в виде бутербродов с черной икрой, пармской ветчиной и маринованными артишоками. Я была в джинсах и свитере, а Лика так и не сменила свой розовый спортивный костюм, в котором я ее впервые увидела.
Немного выпив, она сразу же стала жаловаться на скуку и повадки Брюха, который совершенно ее не развлекал, предоставив самой Лике щелкать пультом спутникового телевидения целые дни напролет.