Получив по пятьдесят евро в качестве чаевых, едем домой на такси.
— Ты сможешь после возвращения купить себе квартиру в Шанхае? — спрашиваю я.
— Не знаю, — говорит Салли и снова хихикает. — Они такие дорогие у нас, даже представить трудно. В хорошем районе стоят не меньше, чем здесь, я думаю.
— Не может быть, — говорю я уверенным тоном, каким вообще людям свойственно произносить глупости. — У вас же намного ниже уровень жизни.
— Ты себе не представляешь, — качает Салли хорошенькой головкой, — что такое самый населенный город мира. Думаю, тебе надо там побывать, чтобы представить.
И она снова тихонько смеется.
Недели через две после моего появления в Дюссельдорфе я, наконец, закрыла все дыры предприятия «Терамитем» в Москве, и с облегчением услышала в трубке спокойного Бориса Аркадьевича, обещавшего, что решит все вопросы уже без дополнительных вливаний со стороны учредительницы. Мой директор вовсю общался с будущим арендатором — фирмой, которая занималась оптовой торговлей керамической плиткой и сантехникой. Правда, цифра, которую арендатор собирался платить, была примерно такой же, как и за аренду теплых складов далеко от центра прошедшей зимой. Я неплохо изучила ситуацию с ценами три месяца назад, еще находясь в Москве. Выходило, что все накладные расходы по весне оказались выше планируемых, зато мои доходы в перспективе не вырастут ни на копейку. В принципе, и это было не так плохо, но не стоило забывать, что мне и в будущем придется вносить законную арендную плату администрации, да еще выплачивать мзду всяким романам георгиевичам и иже с ним.
Если бы мне предложили спорить на деньги, сказала я себе самой, я поставила бы на то, что моему директору откатили за согласие подписать договор с такой арендной платой. Впрочем, это проверить было нереально, тем более что, как практикуется в нашей стране, «Терамитему» должна была выплачиваться совсем незначительная официальная сумма аренды, а две третьих цены заходили в нашу кассу черным налом. Хоть около половины этой черной суммы должна была в свою очередь уходить на взятки, я, наконец, вздохнула с невероятным облегчением: теперь моя оставшаяся жизнь, по крайней мере, не пройдет в нищете. А единственное решение, принятое мной из Германии по российскому бизнесу, заключалось в запрете Борису Аркадьевичу подписывать арендный договор сроком больше, чем на год. Мой директор пообещал так и поступить.
Ужасный призрак бедности наконец–то полностью растворился вдалеке — я умиротворенно глядела на залитый солнцем Рейн и спокойный благополучный город, раскинувшийся вдоль речных берегов. В жизни я не видела еще такой широкой реки, как Рейн в Дюссельдорфе. Странно, я даже Волги не видела никогда, думала я, блаженно закрывая глаза и вдыхая теплый воздух немецкого лета. И Днепр я не помню: родители возили меня в Киев такую маленькую, что я забыла все детали той поездки…
Этим вечером я, как ни в чем не бывало, вышла на работу и танцевала в свою очередь у шеста, и мурлыкала с клиентами, заказывая напитки в баре, а под конец меня забрал в гостиницу пожилой костистый немец, малословный, жесткий, как наждак, с холодными водянистыми глазами. Он был очень тяжелый, этот клиент, я едва доработала с ним, еле сдержалась, чтобы не послать его к дьяволу и не убежать. До сих пор удивляюсь себе: ведь он не мог удержать меня насильно, и я не боялась его. Вместо того чтобы прекратить изнурительный сексуальный марафон, от которого у меня саднили все мои натертые нежные места, я терпела и притворялась, будто мне хорошо. Я настоящая мазохистка, изумилась я, самая взаправдашняя, да еще и свято соблюдающая профессиональный кодекс. Будто это может добавить мне уверенности… А ведь добавляло… Когда–то были такие времена, что я самоутверждалась, доказывая себе, будто я — лучшая проститутка.
С этими мыслями и воспоминаниями я заснула подле посапывающей во сне Салли. И снова проснулась через несколько часов с тупой болью, разрезающей мне живот.
Маленькая китайская ручка лежала на моем лбу.
— Ты кричала во сне, — сказала Салли. — Тебе плохо?
— Вообще–то мне хорошо, — процедила я, — только живот болит.
Салли деловито перевернула меня на спину и ощупала мой живот.
— Мягкий, — сказала она. — Значит, не умрешь так скоро, хи-хи-хи.
— Купи «Маалокс» в аптеке, — попросила я.
Салли вернулась не только с «Маалоксом», но и с какими–то травами в аптечных упаковках, и с резиновой клизмой вдобавок. Я попробовала вяло протестовать, но китаянка сказала, что мой организм необходимо прочистить, и это улучшит даже кожу. Видите ли, в последнее время у меня появилась идея фикс, дескать моя кожа становится более сухой и вроде бы даже приобрела нездоровый сероватый оттенок. Я пожаловалась пару раз китаянке, и вот она придумала верное средство. Народное китайское, хи-хи-хи.
После интенсивного промывания кишечника раствором ромашки и приема ирландского лекарства мне действительно полегчало, но я осталась дома, потому что меня отныне ничто не принуждало выходить на промысел. Наконец–то я расслабленно валялась на кровати, а потом, раздетая и не накрашенная, включила музыкальный канал, как и подобает нормальной проститутке на отдыхе. Развесив на просушку свой выстиранный перед ночной работой гардероб, и шарм, и усталую от постоянного притворства маску равнодушного лица. Как на одной из картин Ренуара… Вот уж кто разбирался в нас, умел читать женские души. Впрочем, музеи были немного позже, я снова забегаю вперед.
А в этот вечер я позвонила домой, поговорила с мамой, которая как раз проверяла последние контрольные четверти, сидя перед открытым в зеленые ветви окном. Она по-прежнему общалась с отставным ментом Иваном Всеволодовичем, но сейчас мне было как–то все равно: пусть хоть женятся, лишь бы не претендовал этот тип на мою жилплощадь. Летняя ленца совсем убаюкала меня, когда я повесила трубку, но тут, неожиданно рано, примчалась полька Беата и с порога закричала, что литовка арестована и в дюссельдорфском клубе только что случилась облава.
— Где Салли? — крикнула я, подскакивая к Беате.
— То не вем, — полька оттолкнула меня и бросилась собирать свои вещи.
— Что с тобой такое? — спросила я, обычно Беата, как и подобает рослой славянской красавице, двигалась неторопливо и с достоинством. — Опаздываешь на самолет?
— Она все сдаст, — полька кинула на меня затравленный взгляд, и я мигом стала думать о ней лучше, чем прежде. Далеко не каждая из нас способна не строить иллюзий в отношении попавших в полицию подружек. Шлюхи в этой ситуации не склонны изображать из себя непреклонных советских разведчиц.
Я немедленно позвонила китаянке на мобильник и с облегчением услышала, что та находится с клиентом в его квартире. Салли не могла долго разговаривать, поэтому только поблагодарила меня, когда я предостерегла ее от возвращения домой.
— Ты что, ждешь полицаев? — удивилась полька, завидев меня на пороге своей комнаты. Я нарочито вяло размешивала сахар и сливки в чашке с растворимым кофе.
— Я здесь не работаю, — пояснила я, — законов не нарушаю. Что мне могут сделать?