Бандерша, увидев меня, напряглась, предположив, что пришел выменять еще один сад за блестящую ерунду, как было видно по ее кислой физиономии в прошлый раз. Когда я сообщил, что привез полтора курру фиников в подарок, сразу заулыбалась и отправилась доложить главной жрице. Та соизволила выбраться из склепа, несмотря на то, что солнце еще не зашло и жара не убилась, и лично поблагодарить дарителя. На ней были бусы, подаренные мной. Нижние биконусы лежали на открытых вырезом верхушках сисек, казавшихся меньше, когда девушка стояла, и акцентировали внимание на них. В общем, смотрелись красиво и эротично, о чем я и сказал вполне искренне.
Комплимент малость смутил девчушку, но произнесла радостно:
— Все так говорят!
За льстецами не угонишься!
Себе оставил два курру, уложив на хранение в купленные за финики большие керамические кувшины объемом в два парсикту (сто двадцать литров) с крышками. Предполагал, что один съедим, а из второго будем делать финиковую бражку. Ячменное пиво мне уже надоело. Остальное обменял на четыре курру ячменя, чтобы хватило нам до нового урожая и один на посев, стопятидесятилитровый кувшин, заполненный кунжутным маслом, которое не только продукт питания, но и мыло, и заправка для ламп, еще один такой же кувшин огурцов и соль на их засолку, на другие овощи, фрукты и специи, двадцать манна овечьей шерсти, чтобы Буртум не скучала, и сделал предоплату купцу, торговавшему с государством Халтамти (Страна Тамти), которое шумеры называли Нимом, а амореи Эламту (Элам), за ствол нетолстой ели или сосны на мачту и дубовые доски, из которых собирался построить какое-нибудь плавсредство. В общем, к зиме подготовился основательно. Даже если больше ничего не получу с финикового сада, или по самым разным причинам его отберут, или придется удирать из Гуабы, обмен бус оказался очень удачным.
Однако я поимел с финикового сада еще и чечевицу. Она к тому времени вымахала неплохо, некоторые растения сантиметров до сорока-пятидесяти. Сосед, выращивавший репу и иронично ухмылявшийся, наблюдая, как я раскидываю по своему участку гипс, теперь поглядывал на мой сад с завистью, а на меня с уважением. Судя по урожаю, я не врал, утверждая, что наладил прямой контакт с богиней плодородия Иштар.
Чечевица тоже поспевает не вся сразу. Она продолжает расти и цвести до холодов. Нижние плоды уже созрели, а наверху только завязываются. Раз в несколько дней я отправлял Адада и Буртум собирать нижние стручки, в каждом из которых от одного до трех желтовато-зеленых бобов, похожих на пухлые монетки, которые привозили домой и шелушили и досушивали, разложив во дворе на циновке. В итоге собрали с междурядий сада курру и сто восемьдесят семь чаш чечевицы. Я оставил нам на еду две с половиной сотни чаш. Излишками расплатился с купцом, привезшим дубовые доски и сосёнку на мачту и обменял на полбу (пшеницу-двузернянку), чтобы часть самим съесть, часть посадить в междурядьях. И для севооборота хорошо, и сто́ит она в полтора-два раза дороже ячменя, но здесь и урожайность ее меньше у аборигенов, потому что не любит солоноватую почву. Вдобавок срезали стебли чечевицы с не успевшими дозреть плодами, высушили и сложили на сеновале, чтобы кормить зимой ослов.
В сад навозили и рассыпали сплошным слоем еще тонны три сыромолотого гипса, не спеша изготовленного Ададом по отработанной технологии. Теперь он работал один. Я помогал только утром, подвозил тростник и битум, после чего пешком возвращался домой. Когда весь сад был покрыт слоем гипса, я нанял двух пахарей, которые, следуя друг за другом, глубоко вспахали междурядья. Затем потрудились работники с мотыгами, добив «карманы» и хорошенько перемешав вспаханную ралами землю с гипсом.
За лето я сильно подтянул аморейский диалект аккадского языка, и теперь запросто общался с аборигенами. Жители Гуабы уже привыкли ко мне. Я стал типа местной достопримечательности. Ни в каком другом городе царства Ларса нет даже близко похожего на меня человека, такого же высокого, светловолосого и светлокожего. В придачу был небедным и образованным, умел писать, читать и считать, правда, пользовался деревянной дощечкой, покрашенной в черный цвет и мелом, а не тростниковой палочкой и глиняной табличкой, но чужеземцу это простительно. Еще я показал себя хорошим хозяином, собравшим приличный урожай с засоленного участка. Значит, боги ко мне благоволят, что и смертным надо делать.