— Далеко им. Не дойдут. Но и немцам уже далеко. Ты, братишка, скажи, мы как, много воды приняли?
— Командование мне о том, извиняюсь, не докладывало. Но видок у нас сейчас… — он оглянулся на борт и бурлящие волны, — Честно скажу, авиация, только верой в победу на воде и держимся. Но нам этой веры не то, что до Новороссийска, до Берлина хватит. С ремонтом, понятное дело. Тяжко “Ташкенту”. На одной морской чести идет. Видал, экипаж весь в парадках. На смертный бой готовился, — и он поправил свою бескозырку.
И впрямь, Раиса только сейчас заметила, что все моряки “Ташкента” одеты, как на танцы. Ну, как на танцы после большой драки — грязные, мокрые, кто-то в рваном, кто-то в бинтах и пятнах крови. Но — в парадном.
— Он лидер, не крейсер, — машинально вспомнила она вслух.
— Вот сбили меня, черти, со счету, и не знаю, от скольких бомб мы ушли. Теперь до ста лет дожить надо! Мамаша, — окликнул моряк женщину с ребятишками, — да будет вам дрожать, берег скоро. А ты, сестренка, молодец. Стихи читаешь. Не дрейфишь! Корабли знаешь. Не укачиваешься. Сразу видно — наша, севастопольская!
— Из Брянска я, — прошептала Раиса. У нее не осталось сил говорить, но и не ответить было нельзя.
Моряк удивился. Пристально посмотрел Раисе в глаза, будто собираясь в них что-то прочесть.
— Детдомовская, небось?
— Ну, да…
— Так значит ты из Севастополя! Чтоб меня покрасили, из Севастополя! Только позабыла все!
— Нет, — Раиса улыбнулась, — Папу точно помню. Он на заводе работал, слесарем.
— Стало быть, или дед или бабка с моря! — моряк ни на градус не сбился с курса. — Быть не может, чтоб ты не из черноморских была! Черкни адресок, после войны женюсь!
Он что-то еще говорил, бурно жестикулируя, но голос его сливался в монотонное гудение. Кажется, еще кричали “Ура!” нашим истребителям, скоро появившимся над “Ташкентом”, потом подошли корабли.
Первыми приблизились два катера, Раиса прежде видела такие в Севастополе, но не представляла, насколько быстро те могут двигаться. Потом борт в борт пришвартовался большой корабль с двумя грозно торчащими пушками. С него подали сходни.
Заполненная людьми палуба “Ташкента” понемногу пустела. Забрали сначала лежачих раненых, женщин с детьми. Раиса решила, что если хватит сил подняться на ноги, она пойдет сама. Но смогла сделать лишь несколько шагов, мокрая палуба скользила под ногами и в конце концов пришлось сесть, опираясь на здоровую руку. Кто-то подхватил Раису, не очень умело, но крепко, помог подняться, и дальше они пошли вдвоем. Самого корабля, забравшего ее на берег, Раиса уже не запомнила.
В памяти остался только сам берег, вот она идет по сходням, снова за кого-то ухватившись. Идти получается, но очень кружится голова и слезы подкатывают к горлу. Раиса все время оборачивалась, искала глазами “Ташкент”, позабыв, что с крейсера их всех сняли. Море, корабли, чайки — все расплывалось у нее перед глазами, как отделенное мокрым стеклом.
Потом, уже в сумерках, был госпиталь, сортировка. Все настолько прочно ей знакомое, что наверное и при смерти распознала бы, не ошиблась. Врач что-то спрашивал про гипс, но Раиса только кивала. Непонятно, в какой момент она оказалась одета не в свою форму, распоротую и наспех прихваченную хирургическим шелком, но все-таки привычную, а в тельняшку, да еще с какого-то богатыря, с Алексея Петровича ростом и как трое таких в ширину. Как в платье, подумала она и попыталась натянуть ее на колени. Неожиданно рассмеялась, таким нелепым показался этот жест, но потом подумала об оставшихся и смех сам собой перешел в слезы, потом, кажется, врач закатывал ей рукав на левой руке…
Глава 13. Мыс Фиолент — мыс Херсонес. 28–29 июня 1942
— Был бы верующий — вслед бы перекрестил, — сказал сам себе Огнев, провожая взглядом уходящую колонну машин. В порту эвакуация налажена, сейчас раненых погрузят, и еще до полуночи корабли уйдут на большую землю. Ночью опасны, в основном, мины — когда их после очередной бомбежки вытраливают, гремит так, что перекрывает любую канонаду. Хитрые немецкие мины, по мнению изобретателей — не поддающиеся никакому обезвреживанию. Поддающиеся. Но опасные, как дремлющая инфекция.
Если все пойдет хорошо, к рассвету Раиса будет вне зоны действия немецкой авиации, можно сказать, в глубоком тылу. Ребра срастутся, главное, чтобы локоть цел. На первый взгляд был цел. Но тут не проконтролируешь. Да нет, в Новороссийске врачи хорошие. Справятся.
Перебрались в монастырь быстро. В другой обстановке там, верно, было бы не менее удобно, чем в штольнях. Каменные добротные постройки, до войны их занимали военно-политические курсы Черноморского флота. Отсюда и до причала в Камышовой бухте, откуда отправляли теперь раненых, не очень далеко, и до аэродрома на Херсонесе.