— Скоро наша Сашенька вернется из школы, сядем обедать. Ты что больше всего любишь, Васенька?
— Жареную картошку, — немного освоившись, ответил мальчик.
— А еще что?
— А еще все другое…
Клава не очень поняла смысл этих слов, но позже, когда они уже обедали, по тому, как он жадно и с аппетитом ел, поняла, что жизнь научила ребенка не привередничать. Волна воспоминаний о собственном детстве всколыхнулась в ней, и она твердо решила: если не примут в этом доме ребенка, она уйдет от них совсем, заберет Васю и уедет жить в свою избу. Денег и здоровья хватит, чтобы поставить мальца на ноги.
Вернулись Гоша с Сашенькой.
При виде незнакомого мужчины Вася выронил из рук мохнатого бурого медвежонка и забился в угол, хлопая глазами.
— Ой, кто к нам пришел? — радостно воскликнула Сашенька.
— Знакомьтесь, это Васенька, — Клава ласково погладила его по голове, — а это Саша. А дядю зовут Гошей. Ты не стесняйся, милый, подойди к нему, подай ручку, как настоящий мужчина.
— Привет, — сказал Гоша, присел на корточки и взял в свою руку протянутую ладонь мальчика. — Откуда ты, такой красивый?
— От бабы Зои, — ответил ребенок.
— Интересно…
Две пары голубых глаз испытующе уставились друг на друга, как будто хотели отыскать в глубинах зрачков ответ на вопрос, адресованный взаимно каждому: «Кто ты?»
Гоша встал, намеревался пойти в ванную, но, вновь глянув на гостя, остановился. Лицо его выражало крайнюю степень растерянности.
— Клава, чей это ребенок?
— Наш, — коротко ответила она.
— Может, объяснишь?
— Обязательно объясню, а как же иначе. А теперь давайте-ка мыть руки и садиться за стол.
Когда стали рассаживаться, Сашенька попросила Клаву, чтобы Вася сел рядом с ней.
— Спроси у него, где он хочет сидеть, — посоветовала Клава.
— Васенька, хочешь сесть рядом со мной? — спросила Саша.
Мальчик кивнул головой и взял ее за руку.
Сашенька мгновенно откликнулась на этот жест доверия и обняла ребенка. Малыш прижался к ней и тоже обхватил ее своими ручонками.
Клава отвернулась и смахнула слезы. Кому, как не ей, было понять всю тяжесть сиротского детства, ведь именно в этом возрасте бежала она с толпой обезумевших от страха женщин и детей, спасаясь от фашистских бомб. Да, конечно, она не помнила своего имени, но свист летящих на землю чудищ она не просто помнила, а даже слышала до сих пор. «Этот звук у меня в ушах, — говорила она. — Умирать буду, а он так и будет визжать».
Васенька сидел за столом спокойно, не крутился, не ерзал, как многие его ровесники обычно делают. Чувствовалась детсадовская дрессура. Клава подкладывала ему на тарелку то одно, то другое, и мальчик послушно все съедал. Сам ничего не просил, но ничего и не оставлял.
После обеда озадаченный Гоша ушел в мастерскую работать, а Клава объявила детям:
— Вы тут без меня поиграйте, а я зайду к папе, нам поговорить надо. Справишься с Васенькой, Сашунь?
— Конечно, баба Клава.
— Если он попросится, своди его в туалет, — и подумала, может, он и проситься-то не умеет, лучше самой сводить, чем довести мальца до конфуза.
Покончив с этим ответственным делом, Клава захватила с собой документы, фотографии, альбом с рисунками и поднялась лифтом на последний этаж дома, где располагались мастерские художников. У нее был свой ключ — она раз в неделю прибирала там, но сейчас предпочла позвонить в дверь.
Гоша впустил ее и сразу же забросал вопросами.
— Погоди, Гоша, не части. Скажи мне прежде, чего ты так разволновался? Или сердце что подсказало?
— А чего мне волноваться? Просто спросил. Непонятно, откуда-то взялся ребенок, ни ты, ни Даша ничего не говорили… При чем здесь сердце, не пойму…
— Сердце всегда при том, — рассудительно заявила Клава. — Вот, погляди, узнаешь? — И она выложила перед ним фотографии маленького Васи.
На одной из них он был снят вместе с Верой.
Гоша небрежно перебрал фотографии, чуть помедлил, вглядываясь в лицо молоденькой женщины, затем вернул снимки Клаве.
Все то время, что он рассматривал их, она внимательно следила за ним, потом взяла из стопки ту самую, где Васенька запечатлен с матерью, и вновь подала Гоше со словами:
— Это Верка, неужто забыл, не узнал?
— Почему я должен ее узнать? — бросил он в бой последний оборонительный резерв.
— Гоша, сейчас уже не время в игры-то играть. Ты хорошо ее знаешь, можно сказать, знал, она тебе тут гольем позировала.
— Клава, ты представляешь, сколько тут натурщиц перебывало, я что, каждую должен помнить?