Появился Гоша, понурый, с мрачным лицом, не глядя в глаза Даше, спросил:
— Ужин скоро?
— Привет, трудяга, — бросила Даша, — совсем заработался, даже с женой не здороваешься.
Гоша чмокнул ее в щеку.
— Садитесь за стол в столовой, пусть ребятки там, на кухне, сами заканчивают, а я сейчас подам, — Клава быстренько принесла ужин, расставила все на столе, спросила: — Может, вы вдвоем поужинаете, а я к детям пойду?
— Что еще за новости? — вскинулась Даша. — Когда это было, чтобы ты отдельно от нас за стол садилась?
— Так ведь я к детям… чтобы последить… — стала объяснять Клава.
— Не выдумывай, чего там следить, справятся сами. Садись, — настояла Даша.
Ужинали молча, чувствовалась напряженность, которую могли объяснить Гоша и Клава, но Даша, вернувшаяся домой в прекрасном настроении, никак не могла понять, что же такое случилось дома, от чего за столом царит мрачная тишина. Конечно, жаль ребенка, да еще такого очаровательного, но чтобы такое траурное молчание… Нет, тут что-то большее.
В это время прибежали Сашенька и Вася, сытые, довольные, веселые. Мальчика словно подменили — он улыбался открыто, доверчиво, от прежней настороженности не осталось и следа.
— Ну как вы, все съели? — спросила Клава.
— Все до капельки! — ответила за двоих Саша и обратилась к матери: — Мамочка, а можно, Васенька у нас поживет?
Мальчик мгновенно понял, что именно эта тетя решит сейчас его судьбу, от нее зависит, останется он здесь или вернется к бабе Зое. А ему так захотелось остаться в этом чистом, просторном доме, где столько игрушек, где живет такая веселая девочка и куда он приехал с бабой Клавой на чудесной машине! Он с застывшей на лице улыбкой инстинктивно приблизился к Даше и смотрел на нее снизу вверх, как будто ждал ответа и одновременно упрашивал: «Не отсылайте меня, у вас так хорошо…»
Даша протянула к нему руки, подняла, посадила себе на колени, спросила:
— Ты хочешь у нас остаться, Васенька?
— Да… — прошептал мальчик, и улыбка сошла с его лица.
— Вот и хорошо, оставайся, — заключила она.
Мальчик обхватил ручонками Дашу за шею и прильнул к ней щечкой. Даша растрогалась, крепко прижала его к себе и поцеловала в макушку, оглянулась на мужа, спрашивая, не против ли он, и когда тот кивнул, сказала:
— Конечно, это не выход, надо что-то кардинально предпринять, чтобы пристроить его в хорошие руки. Я подумала, может, Яков Петрович что-нибудь дельное посоветует.
— Хорошо… — отозвался Гоша. — Поговорим завтра с ним.
Клава, строго и внимательно наблюдающая эту сцену, вдруг возразила:
— Зачем это вам Яков Петрович понадобился, он-то здесь при чем? Это наше, семейное дело, да и вы не дурее его, разберетесь, решите все сами. А я пока посуду на кухню снесу. — Она стала убирать со стола.
Саша потянула за руку Васеньку. Даша спустила его на пол, и тут Гоша не выдержал, встал, взял мальчика на руки, поднял, прижался щекой к щеке и обернулся лицом к жене.
— Даша… — начал он и осекся.
Она взглянула на них, на мужчин, стоящих голова к голове, в четыре одинаковых глаза смотревших на нее, и ахнула.
— Клава! — закричала Даша. — Клава! Иди сюда, Клава! Я не выдержу этого! Я не могу все начинать сначала! — Она вскочила, бросилась из комнаты, в дверях столкнулась с Клавой, кинулась ей на шею и в голос разрыдалась, вздрагивая всем телом, приговаривая: — Что мне делать, Клавочка, что мне делать?..
Клава увела ее в спальню, уложила на кровать, села рядом, положила руку ей на лоб, принялась тихим голосом уговаривать:
— Хорошая ты моя, добрая, умная, не плачь, родная, не рви себе сердце, лучше выслушай, что я тебе скажу.
Даша перестала всхлипывать, только слезы непроизвольно, как бы независимо от нее самой, катились по ее щекам.
А Клава все говорила, говорила, рассказывала историю Верки, ее друга Миши, потом незаметно и плавно перешла на свои детдомовские годы, на сиротское детство и в довершение всего сказала:
— Поговори с Гошей спокойно, не кляни его, не ругай, он уже свое получил. Да ведь и было-то все давным-давно, пять лет назад, что теперь вспоминать?.. А Васенька, попомни мое слово, будет вам и свет в дому, и радость, и утешение, и опора в старости. Меня уж на свете не станет, а ты вспомнишь мои слова и еще добром помянешь за то, что уговорила и Гошу, и тебя… — Помолчав немного, Клава убрала ладонь со лба Даши и добавила: — Вставай-ка, пойдем, умоемся, генацвале, к детям с таким лицом выходить не годится.
— Клава, — осипшим голосом произнесла Даша, — а вдруг мы не успеем за две недели все оформить, и его у нас заберут?