— Источники?
— Отец. Валентин Константинович Логунов. Час ходил вокруг да около. Очень хочет открыться до конца, но и очень боится. Но последнего крика сдержать не смог: «Спасите Ксению!»
— Считаешь, что Светлана решилась?
— А кто ее, психопатку, поймет. И другой звоночек: свежезавербованный Алексей Решетов предупредил, что сегодняшней ночью будет проведена серьезная операция, в которой, судя по его участию, задействованы крупные силы.
Смирнов натужно, с напряжением встал с детского стульчика, отпихнул в раздражении его ногой и спокойно решил:
— Сегодня же Ксении подыскиваем норку.
— Где? Мы — на просвет.
— Там, где уже просвечено, — непонятно ответил Смирнов и предложил: — За стол, боец. Выпивка и закуска по первому разряду.
— В честь чего, Александр Иванович?
— В честь кого, — поправил тот. — За таким столом наш Лешка обязательно расслабится, а потом Алик, на правах самого старого и близкого друга, ласково раскопает его в связи со странным хозяйским переплясом на даче Ицыковичей.
— Где уже, по-вашему, просвечено до конца? — настырный Сырцов хотел все знать.
— Отец Афанасий, — сказал Смирнов.
— А что! — понятливо обрадовался Сырцов. — И проверен ими до гвоздей, и неконспиративен до того, что деваться, некуда. Но согласится ли?
— Согласится, — подтвердил Дед. — Я уговорю.
— А вы — крещеный?
— И еще как! Я уйду где-нибудь в конце этих гастрономических игр, предварительно договорясь с Ксенией, а ты часика через полтора-два Ксению за бока и за мной. Хвосты отрубать вплоть до аварий будут Ромка и Витька Кузьминский. Я им скажу, чтобы кабриолетов своих не жалели: смертельные игры начинаются.
— Начались, — поправил Деда Сырцов и вынул из внутреннего кармана кассету. — У них что-нибудь, из чего послушать можно, имеется?
— Алик! — криком позвал Смирнов, и Спиридонов тут как тут. — У тебя магнитофон есть?
— Есть какое-то говно.
— Тащи сюда.
А потом Смирнов и Сырцов слушали Коляшину исповедь. Смирнов в первый раз, Сырцов — во второй.
— И еще поэтому надо спасать Ксению, — вдруг понял Сырцов.
— Ай да Воробьев! Ай да Александр Петрович! Ай да банкир! Ай да блатарь завязанный! — бормотал Смирнов. — Ну уж коли так, то у меня неслабая идейка в запасе. На досуге ее обдумать как следует надо нам с тобой, Жора. А может, и без тебя.
— А сейчас что мне делать? — ярясь от нетерпения, потребовал задания Сырцов.
— Как уже было сказано: за стол, где закуска и выпивка по первому разряду.
Смирнов и Сырцов были последними, кого ждали за столом. Как по команде, все разом и молча уселись. Алексей Яковлевич Гольдин нервно вздохнул и, погромыхивая отодвигаемым стулом, поднялся.
— Друзья! — начал Гольдин, вдруг задумался в нерешительности и все же отчаянно продолжил: — Друзья! За этим столом трое моих истинных друзей, которым, несмотря на сорокалетнюю разлуку, я без малейших колебаний доверил бы жизнь свою, благополучие детей своих, счастье внуков. Но друзья таких моих друзей, я уверен, не могут быть хуже нас, стариков. Они лучше, они достойнее, они благороднее нас. Я хочу выпить за удивительное открытие, которое я сделал сейчас: времени нет, время выдумали деловитые евреи. Куда девались сорок лет? Их не было. Только Вчера мы в Малокоптевском сидели за Розиным скромном столом, а сегодня — за роскошным столом Варвары Владимировны. Ночь и день прошли — сутки. И за сутки я обрел столько новых настоящих друзей. Чудо! И еще раз: я хочу выпить за удивительное открытие, которое сделал только что: нет ни времени, ни пространства, а Земля имеет форму морковки или чемодана, как ей хочется. Но есть, неукоснительно есть одно: человеческая дружба, неподверженная законам времени, пространства и земных катаклизмов. За мое открытие, друзья! За дружбу, друзья!
— Ура! — густо рявкнул (мужиков было значительно больше) стол и поднятыми рюмками дружно отсалютовал мастеру преферанса и элоквенции Алексею Яковлевичу Гольдину.
Ну, а потом пошло-поехало. Выпивая, Казарян рассказывал еврейские анекдоты, для равновесия перемежая их армянскими, Дед тихо беседовал с Ксенией, Спиридонов и Леха Гольдин, вспоминая школьные проделки, кисли со смеху, Кузьминский и Сырцов незаметно на пальцах играли в тюремное очко. Междусобойчики прерывались для тостов, в коих по очереди славили немыслимые душевные качества каждого из присутствующих. Удобно сидели, расслабленно откинувшись на мягких стульях. Только Варвара и Лидия метались туда-сюда (из столовой в кухню и наоборот), обеспечивая надмирность и незамеченность быта для всех этих междусобойчиков.