— Сдавай, Паша. Сейчас Малыш закусь принесет, — и ровным рядком поставил стаканы на бетонную балку, служившую сиденьем Сырцову.
— А четвертый где? — спросил Паша и кивнул на Сырцова.
— Он не будет, — решил Бидон и потребовал от Сырцова подтверждения: — Ведь не будешь?
— Не буду. За рулем, — подтвердил его догадку Сырцов.
— Тогда подожди немного. Мы мигом, — сказал Паша и достал из заднего кармана штанов бутылку «Российской» в непрестижной жестяной бескозырке. Одним движением сорвав с бутылки головной убор, он непрерывной струей трижды прошелся по стаканному ряду. Разлив на троих был аптекарской точности. Появился Малыш с тарелкой, на которой лежали два разрезанных пополам яблока. Закусь на четверых.
— Будем! — решил Паша и неторопливо взял дозу. Малыш с Бидоном принимали тяжело: бил колотун. Справились наконец, захрупали яблочком. Потом притихли, прислушиваясь к внутренней своей жизни.
— Лучше, — подумав, решил Бидон, а ненасытная душа Малыша не желала останавливаться на достигнутом:
— Хорошо, но мало.
— Больше от меня не ждите, — предупредил Паша. — Пойдите погуляйте у метро. Может, что и перепадет.
Малыш и Бидон молча согласились с ним и пошли к дыре.
— О чем будем говорить? — спросил Паша.
— О твоих делах.
— Давай лучше о твоих, — не согласился Паша. — У ментов дел — по горло, и все завлекательные.
— О завлекательных делах потом, за дружеским столом. Если подружимся. А сейчас о твоих делах. Незавлекательных. Малопривлекательных.
— Ух ты! — картинно удивился Паша. Хотел было продолжить, но передумал. Решил подождать, что предъявит Сырцов.
— Именно. Сначала «Ух!», затем «Ах!» и в финале «Ох!».
— Следовательно, сперва удивишь, а в конце попугаешь, — понял догадливый Паша.
— Удивить — удивлю. Но пугать не буду, сам испугаешься.
— Удивляй, — разрешил Паша и, демонстрируя нешибкую свою заинтересованность в разговоре, улегся на бетонный брус ногами к Сырцову.
— Может, удивляя, тебе и пятки почесать? — тихо спросил Сырцов.
— Разуваться лень, — легко ответил Паша.
Подавив в себе мелкого беса неконтролируемого раздражения, Сырцов улыбнулся и сказал без эмоций:
— Как хочешь. А сообщить хочу тебе следующее: я слышал запись твоего разговора с Марией Елагиной, в котором ты за пятьсот баксов поведал ей о весьма пикантных подробностях смерти писателя Владислава Фурсова.
Паша, естественно, ответил так, как и предполагал Дед:
— Мало ли какую лапшу можно навесить на уши доверчивой дамочке для того, чтобы денежку выбить. — Паша был по-прежнему спокоен и ровен, но позу переменил — сел. — Бомжу существовать-то надо.
— Все так, все так, — с удовольствием согласился Сырцов. — Но одно только слегка смущает: доверчивая дамочка убита. Я думаю, что теперь запись этого разговора может сильно заинтересовать тех, кто ведет расследование убийства Елагиной.
— Кассета в ментовке? — быстро спросил Паша.
— Насколько мне известно, пока нет.
— У тебя?
— А если у меня? — задал провокационный вопрос Сырцов. Но поддался Паша, не засуетился, не замельтешил. Сказал насмешливо:
— Тогда я спокоен.
— А если нет, тогда ты не спокоен, — сделал логический вывод Сырцов.
— Что ты от меня хочешь, Жора? — подумав, задал главный вопрос Паша. Не было в нем ни алкоголической расслабленности, ни ленивой беспечности после принятой полторашки.
— Продолжения рассказа, которое ты обещал Маше за двести долларов.
— У тебя двести долларов есть?
— Двести долларов — плата за мое молчание.
— Значит, хочешь, чтобы я и тебе лапшу на уши повесил.
— Лапши не хочу.
— А кроме лапши у меня ничего нет.
— Ты подумай, подумай хорошенько, Паша!
Паша скорчил личико, изображая думающего человека, энергично почесал затылок и в заключение развел руками. Издевался, сволочь.
— Подумал, Жора. Нетути, ничего нетути!
Очень хотелось сделать ему больно, очень. Чтобы истинно исказился личиком, чтобы охнул жалобно, чтобы заскулил. Но Сырцов на первый раз сдержался. Вздохнул, поднялся с балки и дружелюбно посоветовал на будущее:
— Ты еще подумай, Паша. Может, надумаешь. А я днями забегу.
— Забегай, — ответил Паша непонятно. — Такому гостю всегда рад. Только в следующий раз поллитра захвати.
— А который из этих, — ни с того ни с сего спросил Сырцов, кивнув на картонные домики, — твои апартаменты?