— Конечно, это ведь их дело. Они работали с этими учениками несколько лет, и никаких знаний, никакого интереса. И все словно скрывают. Не знаю, как будем дальше работать. Разговор с тем учеником из головы не выходит.
Они оба помолчали.
— А может, не стоит спорить? Директор уже говорил: мы им квартиру отстояли, а они начинают.
— Это он отстоял?
— Все равно. Да и ученик твой этот правду говорит. Поедет в город, устроится на завод, будет получать рублей двести, что ему твоя биология.
— Перестань, ты же знаешь, что не права. Просто не хочется ругаться — да?
— А что — и да. Почему не жить спокойно?
— Потому что чуть-чуть уступишь, и затянет, как в Лесковке. Зачем тогда переезжали? Сидеть и терпеть можно было и там.
— Ну, ладно, не злись. — Жена погладила его по плечу. — Скажи папе, чтобы не ругался, — повернулась она к сыну. — Сегодня такой хороший день.
— Не ругайся на маму, — сказал сын. — Сегодня золотая осень.
Педсовет заканчивался. За окном уже темнело. Все сидели усталые. Поднялся директор:
— Ну что, товарищи, хватит на сегодня. Сергей Андреевич много нам здесь сказал. И отметки завышены, и дисциплины нет. Получается, вы, мол, старики, здесь работали, работали, ничего не наработали. Посмотрим, что вы, молодые, наработаете, а я вот посмотрел здесь журналы… У Сергея Андреевича чуть не половина двоек. Как учитель может работать с такой успеваемостью, не знаю. Но об этом поговорим в другой раз, хватит на сегодня.
Стали расходиться. У вешалки задержались Сергей Андреевич и старый учитель Петр Алексеевич.
— Сергей Андреевич, я все хотел вам сказать, и как-то мне неловко. Это все верно, что вы говорили. Но никто, кроме вас, об этом не говорит. За много лет работы я понял — начальству нельзя перечить.
— Да я…
— Я все понимаю, но знаете, я сам здесь работаю пятнадцать лет. По-другому я бы, может, и не дожил до пенсии, у меня язва, гипертония. У вас такая хорошая жена, квартира, дети восхищались вашими знаниями. Мой вам совет стариковский: работайте, живите тихо. Иначе начнется возня, проверки, начнутся неприятности.
— Петр Алексеевич, невозможно же так работать! Я не хочу доставать из колодца воду и лить ее обратно. От этого я наживу гипертонию, может, еще быстрее, чем от ссор с директором. Я не хочу устанавливать здесь свои порядки, но и так работать нельзя. Мне-то до пенсии не два года, мне еще работать всю жизнь.
Сергей Андреевич вошел в квартиру, включил свет, сел на диван. Посидел. В передней затопали. Вошли Ольга Ивановна и сын.
— Папа!
— Что, сынок, надоело целый день сидеть у бабушки?
— Папа, я к бабушке больше не пойду.
— А что она тебе сделала?
— Ничего.
Сергей Андреевич тревожно взглянул на жену, она пожала плечами.
— А как же нам ходить на работу?
— А пускай мама не ходит. Будет варить еду. Всем будет хорошо. Как в воскресенье.
— А кто же будет деньги зарабатывать?
— Ты.
— Я зарабатываю, сынок, но этих денег мало. Нужно маме купить пальто. Еду нужно покупать. Ты просил купить автомат. Как же мы без денег будем жить? Нужно всем работать. И ты, когда подрастешь, будешь работать. А теперь нужно ходить к бабушке, чтобы мы могли работать.
— Нет, папа, к бабушке я больше не пойду.
— А что же мы будем делать?
— Я буду дома один.
— И ты не будешь бояться?
— Нет, я не буду бояться, я уже взрослый.
— Ну, хорошо. Завтра посмотрим. Иди ложись спать, завтра рано вставать.
Пока жена укладывала сына спать, Сергей Андреевич задремал на диване. Она подошла, тихонько дотронулась до него рукой — он открыл глаза.
— Сережа, давай, может, яичницу сжарю, поедим.
— Ли, не хочется, давай спать.
— А как с Сашей?
— Оставим одного.
— Что ты, как одного?
— Поиграет с игрушками, я на большой перемене прибегу посмотрю. Взрослый уже, сам вон говорит.
— Одного нельзя. Рассказывали, оставили одного, а он взял ножницы… И оба глаза себе.
— Да ты что, нарочно мне это говоришь? — вдруг разозлился Сергей Андреевич.
Она виновато глянула на него и положила руку на плечо.
— Давай яичницу поджарю, а?
— Да ладно, не надо. Давай спать.
— Может, поговорить с бабкой, может, она напугала его чем. Может, что случилось?
— Да ничего не случилось. Попробуй сама отсидеть день на том сундуке. Как в тюрьме. Ладно, давай спать.
— Ты не думай про этот педсовет.