— А ты билет на багаж взял?
— Ага, взял, — вызывающе отвечал мужик, державший телевизор.
Люди шумели, ругались, а за окном был виден какой-то складик у самой дороги, а за ним, укрывшись от ветра, стояли друг против друга два мужика. Один среднего роста, щуплый, робкий, даже немного заискивающий, в фуфайке и кирзовых сапогах, зимней простой шапчонке. Другой — высокий, в брезентовом плаще до пят, в меховой (лисьей рыжей) шапке, в валенках-катанках, широко расставив ноги. Ветер то и дело вырывался из-за складика, трепал капюшон плаща высокого. Ветер был очень сильный, гнул березовые аллейки вдоль дороги, гнал тучи по сырому небу. Автобус тронулся, и все дальше уезжал от мужиков. Они стояли, не меняя позы, а кругом их ветер гнал облака и гнул тоненькие деревца.
Весна, всюду была весна. Небо, наполненное влагой, плыло белыми, тоже переполненными влагой облаками. Дорожка липовой аллеи просохла и была хорошо утоптана. Липы — черные, сквозь их ветви — весеннее небо. Молодая поросль в аллее уже зеленая, ярко выделялась на фоне черных стволов старых лип. Стихи, опять стихи охватывали все существо. В конце аллею прорезал ручей. В нем сын в летнем пальто, в ботинках, в легкой вязаной шапочке пускал кораблики. Пускали их потом вместе, ходили искать среди прошлогодней травы зеленые иглы-побеги, подошли к муравейнику. По нему лениво ползали муравьи.
Бежали домой, там мама варила на кухне обед.
— Мама! Муравьи уже проснулись!
— Да?
— Да! Проснулись!
В комнате рядом с Осенью и Зимой повесили Весну.
— Это весна.
— Да?
— Да, все красиво, можно, я еще пойду на улицу?
— Можно.
Сын убежал.
— Теперь его можно около дома оставлять, когда погода хорошая. Потом огород будем с ним делать. В школе тоже пора на участок идти работать. Сашу можно с собой брать.
— Да, забыл тебе сказать. Нам участок переменили.
— Как переменили?
— Сидорович мне сказал, чтобы заявление занес в правление на участок. Так положено. Я зашел, отдал, а мне говорят: хорошо, выделим вам другой. Я говорю: там ведь есть участок. А председатель: этот участок мы уже отдали.
— Кому?
— Соседям.
— Ну, это они совсем бессовестно поступили, я бы на них никогда не подумала. Все по-хорошему, по-соседски — и вот. Не уступим. Это участок Кровкова. В нашей изгороди. Не отдадим.
— Я пытался говорить, но председатель сказал мне по-человечески просто: это мой работник, тем более — ветврач, кому я дам, как не ему. Оно так и есть, и что толку спорить.
— И огород им?
— Нет, огород нам остался, у них ведь под окнами.
— Так мы будем там огород, а они картошку рядом? Да как потом в глаза смотреть один другому? Какая бессовестная наглость! Я ей так и скажу.
— Нет, ты ничего не говори.
— Нет, я поговорю.
— Послушай, Оля, давай не будем поднимать скандал, все равно ничего не переменишь.
— Нет, я скажу.
— Не нужно. Сделаем вид, что не поняли. Участки ведь часто меняют.
— Это в поле меняют. Нашли дураков.
— Лучше пусть считают дураками, но не будем поднимать шум. И так в школе плохие отношения, еще и здесь… я уже устал.
Вошел завхоз.
— Добрый день.
— Здравствуйте, Сидорович.
— Так что с участком? Это правда, что отдали ветврачу?
— Да.
— И вы согласились?
— А что я сделаю? Они же все свои.
— Этот участок четыре года за квартирой, вы не соглашайтесь. Идите скажите, что жаловаться будете, они испугаются. Так никто не делает никогда. А уступите — совсем на шею сядут.
— Нет, ну их к черту. Посеем в поле. Никуда я не пойду.
— Ай, у вас забирают из рук ваше, а вы так это…
Завхоз махнул рукой и пошел из дома.
— Сидорович, Сидорович!
Сергей Андреевич догнал уже на крыльце.
— Подождите.
— Что?
— Подождите.
— Ну, что?
— Послушайте, Сидорович, пойдемте поговорим.
Сергей Андреевич взял Сидоровича под локоть и повел в дом. Там они сели на стулья друг против друга.