В деревне какая еда, особенно летом — сало, картошка! А под старость уже и не идет. Да и не только под старость. Галя тоже, вечером клуб откроет, радиолу включит, а сама домой, свежего, теплого попьет — и опять на эти танцы. И смотришь, не то, что раньше была — пигалица, стала девка, не только на институт надежды, есть на что посмотреть.
А Анна Федоровна и рада.
СЛАВИК
Жил-был в нашей деревне один человек — Славик. Не местный, откуда он взялся — никто не знал, да и кому это нужно. Знали только, что он сидел два раза — первый раз сразу после армии, работал на сахарном, пронес полмешка сахара и попал под показательный суд. А второй раз — впутался в какое-то дело, на суде по чьей-то подлости свалили все на него и опять посадили.
Когда наконец отпустили — женился и переехал подальше от того места, где так не повезло, начать жить, и вот обосновался у нас в деревне.
На работу устроился в ремонтные мастерские. От природы он был человеком дельным и сообразительным, в тюрьме переработал все работы и теперь делал любую деталь, чинил любую машину, не было станка, на котором он бы не мог работать. Слесаря, если что не так, всегда шли к нему. В любой технике он понимал, что как, что к чему.
Купил себе за 25 рублей старый добитый мотоцикл — одни колеса да рама. Все остальное сделал сам, чтобы ездить на работу, мастерские были далековато.
Выточил вал, сварил станину, собрал мотор — и примудрил столярный станочек: циркулярка, рубанок. У старика, уезжавшего жить к детям в город, взял за несколько сотен хатку, маленькую, четыре на четыре, но из нового леса. За лето, пока длинный день, что до работы, что после, сделал приделок метра в два с половиной, а на всю глухую стену — веранду. Веранда получилась чуть не больше хаты, двое дверей — с улицы и со двора — очень удобно для хозяйства.
Почти вплотную к хате пристроил сарайчик, держал свиней. В конце усадьбы поставил малюсенькую баньку. Погреб ему был не нужен — капусту и огурцы он ставил под пол, туда же засыпал и картошку.
Жена Славика не то чтобы очень некрасивая женщина. Второго ребенка она родила мертвого. С одним они кое-как управлялись, но потом второй все же родился. Пришлось взять ее мать, тоже откуда-то из дальней и, судя по виду старухи, — глухой деревни.
Жена ходила на общие работы. Славик часто по осени помогал людям строить по мелочам — то крышу для погреба, то сарайчик. На деревне все знали его как неплохого, покладистого человека. Просили его и бить свиней — бил он хорошо, и все крестьянские работы тоже делал с пониманием и толково. Иногда его просили сделать что-нибудь по токарному делу, он никогда не отказывал.
Вот так и жил.
ДЕВОЧКИ
Все-то Таня стала замечать. Забеременела Катя — двоюродная сестра и одноклассница. Таня, может, раньше всех начала догадываться, с самого еще лета. С самого лета заметила все: и безразличие к прежним интересам, и новую походку, стала Катя мягче и решительней, повеяло от нее этим — страшным, притягательным.
Догадывалась Таня, сердечко сжималось, что-то будет, что-то будет. Скоро в школу, ведь все равно узнают, ведь девять месяцев, как ни считай, все узнают, что-то будет… Гришку она знала, двадцать семь лет, бригадиром работал после армии, в город не поехал. Гришка ей не нравился.
Каждый день, просыпаясь утром в школу, она думала: вот, сегодня. Уже была заметна полнота, если присмотреться, вот-вот обратят внимание, заметят все.
После осенних каникул сестра не пошла в школу.
На деревне узнали сразу, в один день. Дядя Коля, отец, ходил злой, хмурый. Тетя Поля говорила с бабами с жалостливым лицом, бабы охали, сочувственно кивали, украдкой улыбались.
В школе она случайно услышала, как завучиха говорила их классному: «Допрыгалась Иванова. С девятого класса ее хлопцы тискали, и вот дотискалась. Дел теперь не оберешься…» — и кивала головой, а сама, как бабы, — улыбалась.
Потом на мотоцикле приехали директор и классный. Таня жила рядом, видела, как Катя вышла в халатике, совсем не похожая на ученицу, и сказала: «Зачем мне заочная школа, мне теперь надо думать о работе, получить декретные». Но директор поговорил с отцом, заявление Катя написала, и они уехали.
Гришка приходил каждый вечер, сидел у них подолгу. У него только что умер отец, нужно было обождать шесть недель. Тане Гришка не нравился. Разговоры по деревне затихали, но вдруг опять вспыхнули — стали говорить, что Гришка женится, чтобы не пойти под суд за несовершеннолетнюю, подождет до восемнадцатилетия и разведется. Вроде от его матери пошло. Тетя Поля ходила к ней. Потом обо всем этом стало меньше разговоров. Ничего, в общем, не случилось, ничего не произошло. И в школе тоже забылось, только один раз на классном часе пришли завучиха, классный и привели Павловну. Павловна работала в Новоселках акушеркой. Она что-то читала по тетрадке, девчата краснели, а хлопцы хихикали. Классный потом говорил завучихе в коридоре: «Нужно было отдельно мальчики, отдельно девочки. В городах так делают». — «Что толку отдельно, вместе. Надо специалиста. Какой Павловна специалист!»