— «Разбойников» написал Вагнер. Ясно? — молниеносно вынул из кобуры пистолет. — Я тебе п-п-приказ-зываю: Вагнер!
Рейн замер. Что это? Что?..
В это время дверь комнаты открылась и на пороге встал его шофер Вилли. Какая-то сила проснулась в душе Рейна. Он с вызовом глянул на Крауса и выплюнул ему в лицо слова:
— Шиллер! Шиллер написал «Разбойников».
— Прик-к-казываю: Вагнер!
Палец Крауса шевельнулся на курке пистолета.
— Шиллер… — Рейн сдавленно хрипел. — Шиллер…
Рука его дернулась к кобуре, но он вспомнил, что перед вечеринкой снял ее с ремнем.
— Это знает каждый немец! Каждый человек! Даже школьник!
Холодное прикосновение дула пистолета к виску остудило его.
— Только не здесь… Не здесь… — вскочил Хазенберг. — Такую дискуссию надо вести во дворе!
— Вилли! — вдруг опомнился Рейн. — Скажи, Вилли, кто написал «Разбойников»? Шиллер или Вагнер?
— Я не читал, герр комендант… Я когда-то видел в театре. Мне кажется, это драма Шиллера.
Краус недовольно махнул пистолетом в сторону Вилли — дескать, исчезни вон. Тот выскользнул за дверь. Рейн вскочил на ноги.
— Выпьем!.. Выпьем за Вилли!
— Я предлагаю за Крауса, — ласково улыбнулся Хазенберг. — За его твердость.
— Твердость — это еще не все! — категорически оборвал его Рейн. — Есть вещи, требующие знаний.
— Будь здоров, Рудольф! — прищелкнул каблуками Хазенберг. — Без твердости победы не одержишь.
— А без знаний… этой победы не удержишь! — зло кинул Рейн. Нет, он таки совсем позабыл об осторожности! — Я… я малость перебрал. Пойду… проветрюсь…
— Ха-ха-ха! — раскатилось ему вслед.
Рейн криво усмехнулся. Кинул с порога:
— «Света! Больше света!» — я повторяю последние слова умирающего Гёте! Великого Гёте!
Рейн стукнул дверью. И эти люди будут строить светлое здание тысячелетнего рейха?!
С тех пор Рейн стал остерегаться своих друзей. Эти неучи только силой власти могут подняться над ним. И над другими. Иного способа, кроме грубого насилия, они не знают. А все они здесь, на оккупированных землях, действуют разве не точно так же?..
Из-за этого соперничества с ненавистными Краусом и Хазенбергом Рейн все глубже тонул в недозволенных и опасных аналогиях. Иногда размышления ужасали его: к какому логическому концу они приведут?
О, Рейн знал эту логику. Он старался запретить себе мыслить. Но, черт побери, какая-то ниточка размышлений плелась, плелась в его мозгу и выплетала удивительные сети сомнений и робких убеждений, в которых он еще больше запутывался.
Краус, Хазенберг — недоучившиеся хамы. Адольф Гитлер также не закончил даже гимназии. То же самое шеф гестапо и СС Гиммлер… титулованный наследник Гитлера Геринг… Гесс, Геббельс… Чем утверждают они свои идеи? Только силой. Грубой, жестокой.
Втайне, в уголках своей развихренной души, Рейн сознавал: грубая сила не все может одолеть. Держится Ленинград… Не сдается Сталинград… Значит, есть что-то на земле, чего не могут одолеть ни жестокость, ни смертоносное железо. Есть на свете что-то выше смерти, насилия, наглости!..
Может, это «что-то» кроется в душах людей, где находят место и Гёте, и Шиллер?..
«Света! Больше света!» Неужели великий Гёте был великим пророком?
Поближе к весне по большаку мимо Глубоких Криниц все чаще стали проезжать на побитых машинах потрепанные армейские части. Теперь они направлялись на запад, на отдых. Забинтованные головы, черные от мороза и пороховой гари, злые лица…
Люди прятали радость в глазах. И шепотом вновь обсуждали новость, которую узнали из листовки, расклеенной несколько недель назад. Значит, все-таки правда говорилась в той листовке: немецкая армия остановлена на Волге, под Сталинградом, окружена и разбита. А чуть позже в немецкие военные госпитали на Приднепровье стали поступать многочисленные группы раненых. И вот — новое подтверждение: фронт катится назад.
После этой листовки Куприй знал, что делать. Решено было устроить облаву на ветряке. Но об этом, выходит, кто-то шепнул хлопцам из группы Сергея Орловского. Полицаи под началом Якова Куприя были встречены в овраге за селом и перебиты. Остался лежать на земле и сам бесноватый Яков.
Сопоставляя эти события, люди вспомнили, что тогда же из села исчезли Петр Сухорук, Сергей, Толик, Алексей Кушнир с Подола, старый днепровский рыбак, и еще кое-кто. Будто бы пошли на подледный лов рыбы. Но ни рыбы, ни рыбаков в селе не видели. Поговорили о них и забыли. Времена наступали иные.