Выбрать главу

На моих глазах Юлька стремительно краснела. Мне и оборачиваться не нужно было. Я сказала в унисон с подругой:

— Он идет сюда.

Рассмеялась только я одна…

— Привет, девочки-красавицы! Что-то я раньше вас не видел. Первокурсницы, наверное?

Юлька сразу бросилась в бой.

— Не совсем. Точнее совсем не первокурсницы. Гораздо, гораздо старше…, - она поглядывала на парня из-под длиннющих ресниц. — и намного опытнее.

Он заинтересованно осмотрел ее:

— Тогда давайте знакомиться. Влад, — он протянул Юльке руку.

Она неспеша вложила свою, как бы невзначай показав красивый ярко-розовый маникюр.

— Юлия.

А я смотрела на его запястье. Там красовалась небольшая татуировка черного цвета — двойная бесконечность. Две восьмерки, переплетенные между собой. Сердце забилось с удвоенной силой, кровь хлынула к щекам… У Него точно такая же. Только на левой руке. Стоило закрыть глаза, и я видела его руки. Когда-то я даже фотографировала их. Он смеялся надо мной и называл детской глупостью этот мой поступок. Он не знал. Он даже не догадывался, что это — мой фетиш, это — мое безумие, смотреть на его руки по ночам. И да, глядя на них, я представляла себе…

Из воспоминаний вырвала Юлька, которая бесцеремонно трясла меня за плечо.

— Лиза, что с тобой?

Я встретилась глазами с парнем. Как там его? То ли не услышала, то ли, услышав, сразу забыла имя. Это все его татуировка виновата. Он насмешливо смотрел на меня:

— Тебе понравилась моя татуировка?

— Э-э, у одного моего знакомого такая же. Двойная бесконечность…

— Между прочим, девушке такая тоже подойдет. Ты не хочешь себе такую набить… Лиза? Я могу помочь, у меня есть один знакомый, — Юлька мне не простит. Парень явно клеится ко мне.

Чтобы не доводить подругу до белого каления и не давать парню бессмысленную надежду, я встала из-за стола:

— Если честно, я кольца на мужских руках терпеть не могу.

Сказала и пошла к двери, на ходу цепляя на плечи рюкзак с учебниками. Бессонная ночь сегодня гарантирована. Если вспомнила о Нем…

2

Ребенок кричал всю ночь. Такие приступы не были редкостью. Только раньше мне помогала мама. Раньше, это после того, как Нелли ушла… Мама говорила, что для больного малыша — настоящая трагедия пережить предательство одного из родителей, особенно матери. Мама, как всегда, была права.

Сейчас мама лежала в больнице. И я не мог быть с ней рядом. Дело было совсем плохо. Точнее, надежды не было никакой. Она уже несколько суток не приходила в себя. Роман, мой брат, ночевал у нее. Мы ждали, что со дня на день это случится — она умрет.

Я не мог спать. Даже в те короткие мгновения, когда Данечка забывался беспокойным сном. Как мы будем без нее? Как без нее буду я? Совсем один. С ребенком.

Потом сын начинал всхлипывать, ворочаться и снова заходился криком. Я носил его по дому, положив темноволосую головку на свое плечо, гладил по спине, напевал песни без слов и думал…

Тот факт, что Данечка серьезно болен, стал известен нам еще в роддоме. Правда, как сказал наш собственный доктор — Павел Петрович, кандидат наук в области кардиохирургии, очень опытный врач, порок сердца вполне излечим.

Конечно, это было трудно. Несколько месяцев мы с Нелли жили, как в аду. С новорожденным и дома-то нелегко. А в больнице? Да еще в другом городе, далеко от дома? Мы дежурили с женой попеременно. Жили в квартире Павла Петровича, благо что она неподалеку от клиники. Ребенок был слабенький, операция нужна была срочная. Но детский организм мог запросто не пережить наркоз…

Полгода набирали вес, учились жить в больничных стенах. Нелли было очень трудно. Мне, конечно же, тоже. Особенно на фоне ее постоянных истерик. В один далеко не прекрасный день, когда я приехал сменить ее у кроватки сына, (дело как раз было перед операцией) наш лечащий врач пригласил меня в свой кабинет. Разговор сводился к тому, что наша мама — неуравновешенный человек, способный в моменты всплесков своих эмоций навредить малышу. Он настоятельно рекомендовал на время операции и особенно послеоперационного периода рядом с сыном находиться мне, а не ей. Мне было стыдно признаваться в этом, но Нелли, действительно, была ненормальной.

Довести ее до криков и истерики с вырыванием волос, с бешеными воплями и даже потерей сознания можно было одним неловким словом. Из палаты, где лежал Даня, через пару дней сбегали другие маленькие пациенты, потому что их мамы часто к концу первого дня пребываения рядом с моей женой, уже успевали поругаться, а-то и выдержать схватку с этой злобной мегерой.