Судя по изменившемуся выражению лица Ильи, я попала в точку. Судя по нему же, ничего хорошего меня за сказанное не ждет.
- Ян, выйди! - тон приказа резанул, как острый нож. - И остальных забери. Осмотритесь снаружи.
Рузаев помедлил лишь мгновенье. А потом быстрым шагом вышел, стуча по бетону подметками туфель. Я слышала, что присоединились и остальные. Слышала их удаляющиеся шаги. Они вскоре стихли. Мы остались одни.
Вся неизвестно откуда взявшаяся бравада исчезла. Я стала ощущать себя загнанной дичью, жертвой, дрожащей от смертельного ужаса перед хищником в ожидании, когда тот растерзает на куски.
Из глаз потекли слезы. Крупные, как у малого ребенка.
- Знаешь, она тоже плакала. В ногах валялась, умоляя не убивать. Вита... Ах, ты же не в курсе, верно? Это не Титов ее грохнул, а люди Ростика. Ненужный свидетель, расходный материал.... А она считала, это ей баблишко за показания принесли. Планы строила, как купит себе шмоток и побрякушек. Ну, ее даже жаль, умнее тебя была. Понимала в свои двадцать, чего стоит такой, как Титов.
Он медленно растянул губы в улыбку. На жутком лице отразилось садистское удовольствие.
- И Левина, кстати, тоже убил не Титов. Тому бошку снесло от власти, сильно зажрался. Нужно было его убрать, а убийство на кого-то повесить. Мы с Ростиком уже голову сломали, а тут пташка на хвосте принесла, что есть у Левина симпатия, а у симпатии в ебарях уличный отморозок. Никто и звать никак…
С жестоким наслаждением Илья наблюдал за выражением моего лица. Вот только причиной отразившегося на нем ужаса была уже не эта история, но полностью пришедшее понимание того, что в живых меня точно не оставят.
- Что ж молчишь? Где восторги от гениальности нашего плана? Или ты так впечатлена, что потеряла дар речи? Тогда послушай о новом. С утра повсюду в новостях сообщение о твоем исчезновении. Это приманка. Для него. Чтоб вылез из норы и помчался тебя спасать. А он помчится, не сомневайся. Ведь и правда запал на тебя.
И засмеялся так, будто услышал самый смешной анекдот в жизни.
- Свяжется по нашей горячей линии, соединят со мной. Он отследит по геопозиции и приедет.
И вот тогда я его убью.
В этот миг я поняла, что бывают вещи похуже собственной смерти.
- А вот ты можешь остаться в живых. Если сделаешь, как я скажу, если будешь говорить, что нужно, и вернешься ко мне - останешься в живых. А нет... Заложники, знаешь ли, выживают редко.
Меня убьют. Родители, Ира, моя племянница Лина, Лера, малышка Света.... Я больше их никогда не увижу, а они не узнают правды. Не узнают, что здесь случилось на самом деле. И хорошо, ведь так они останутся в живых.
А меня не будет... Я умру.
Или же выживу, если приму предложении Ильи. Да, фактически стану пленницей худшего мерзавца из худших, но буду живой. Уверяю, столкнувшись лицом к лицу со смертью, многим людям хватило бы и такой жизни.
Многим, но не мне. Ведь Андрея не будет, а без него.... Внезапно я четко осознала, что без него мне жить незачем.
- Я жду, Нина!
- Ни за что, Илья! - заорала я, - ни за что, ублюдок!
И в этот момент зазвонил его телефон.
Глава 27
- Если с ее головы хоть один волос упадет, я найду всех, кто тебе дорог, гнида! Жену, дочку, все-е-ех! Из-под земли достану и на ремни порежу, мра-азь!
Чужой, металлический голос по громкой связи. Тихий, глухой. Страшный. Заставляющий мгновенно поверить сказанному.
- Ты плохо услышал, Титов? - тон Ильи был насмешливым, но это не скрывало того, как ощутимо подрагивал его голос. - Отследи телефон. Приезжай. Сдавайся, и Нина будет цела, невредима и свободна как ветер. Слово офицера!
- Тебя убьют! Он вре...
Жуткий удар, прилетевший в правую скулу и задевший нос и губы, оборвал меня на полуслове и свалил на пол. Голова с тошнотворным стуком ударилась о бетон. Боль ослепила. А из темноты вдруг возникло разбитое лицо Андрея на том фото.
Он не сдался. И я не имею права.
Вот только я так глупо профукала единственный шанс предупредить его, сказав не то...
- Я сдамся! Сдамся, только не трогай ее!
- Нет...нет, Андрей...
Хотела крикнуть, но едва слышно просипела, теряя сознание.
В себя меня привел ледяной поток воды из ведра. Я едва не задохнулась от хлесткого удара, отнявшего возможность схватить воздуха хотя бы ртом.
Нос и вся правая сторона лица стремительно отекали. Я чувствовала, как натягивается кожа и не могла дышать носом. Он кровоточил. Губы тоже.
Насквозь промокшая рубашка облепила тело, как и шорты. От этого меня трусило еще сильнее. О том, чтоб приподняться, речи не шло, руки не слушались. Но даже будь иначе, я б не шелохнулась.
Звонок давно завершен, а от желания «нарываться» не осталось и отголосков. Казалось, я вся - один сплошной сгусток боли - душевной, физической. А еще ужаса. Смертельного ужаса необратимости.