— Думаю, он сказал «нет».
— Так и было. Он посоветовал мне обратиться к совершенно незнакомому человеку, например, к священнику, но я не бывал в церкви с двенадцати лет, и не горю желанием. Во что бы я ни собирался верить, — а я пока не знаю, во что именно, — для этого мне не нужна церковная скамья.
Джеймисон, сам не посещавший церковь, понимающе кивнул.
— Рэнди сказал: «Так подойди к кому-нибудь на Вашингтон-Сквер или в Центральном парке, попроси выслушать перечень твоих ошибок. Предложи несколько долларов, если понадобится простимулировать. Спрашивай, пока кто-нибудь не согласится». Он сказал, что труднее всего будет спросить, и он был прав.
— Я… — «Ваша первая жертва», — пришло на ум Джеймисону, но он решил, что это будет некрасиво. — Я первый, к кому вы обратились?
— Второй. — Джек ухмыльнулся. — Вчера я подошёл к таксисту на обеде, и он велел мне проваливать.
Джеймисону вспомнилась старая нью-йоркская шутка. Приезжий подходит к парню на Лексингтон-Авеню и спрашивает: «Вы не могли бы подсказать мне, как добраться до Ратуши или мне сразу пойти на хер?» Джеймисон решил, что не будет посылать человека в одежде «Янкиз» на хер. Он выслушает его, и при следующей встрече с другом Алексом (ещё одним пенсионером) за обедом, у него будет тема для разговора.
— Ладно, приступайте.
Джек полез в карман своей толстовки, достал лист бумаги и развернул его.
— Когда я учился в четвёртом классе…
— Если это будет история вашей жизни, может, всё-таки стоит отдать мне двадцатку.
Джек снова полез в карман свободной рукой, но Джеймисон отмахнулся.
— Я же шучу.
— Уверены?
Джеймисон не знал, уверен он или нет.
— Да. Но давайте недолго. На восемь тридцать у меня назначена встреча. — Это была ложь, и Джеймисон подумал, хорошо, что у него не было проблем с алкоголем, потому что, судя по телепередачам, которые он смотрел, честность в этом деле имела большое значение.
— Не растягивать, понял. Короче, в четвёртом классе я подрался с другим парнем. Разбил ему губу и нос. Оказавшись в кабинете директора, я сказал, что он назвал мою мать плохим словом. Этот парень, конечно, всё отрицал, но нас обоих отправили по домам с запиской для родителей. В моем случая — только для мамы, потому что отец бросил нас, когда мне было два года.
— А эта история с плохим словом?
— Ложь. У меня был плохой день, и я подумал, что станет легче, если подерусь с этим парнем. Он мне не нравился. Не знаю, почему — думаю, была причина, но я уже не помню. С этого и начался мой путь лжи. Я начал пить ещё в средних классах. Моя мама держала в морозилке бутылку водки. Я отпивал из неё, затем доливал воды. В конце концов она поймала меня, и водка пропала из морозилки. Я знал, куда мама спрятала бутылку — на верхнюю полку над плитой, — но после этого я к ней не притрагивался. Наверное, к тому времени там уже была одна вода. Сэкономив карманные деньги и сложив их с деньгами за работу по дому, я попросил какого-то старого алкаша купить мне шкаликов. Он принёс четыре штуки, и один оставил себе. Я поспособствовал его пьянству. Так сказал бы мой наставник.
Джек замотал головой.
— Не знаю, что сталось с этим мужиком. Его звали Ральфом, только я мысленно называл его Убогим Ральфом. Дети бывают жестоки. Насколько я знаю, он умер, и я помог ему в этом.
— Не отвлекайтесь, — сказал Джеймисон. — Я уверен, вам и так есть за что испытывать чувство вины без всяких надуманных поводов.
Джек поднял голову и ухмыльнулся. Джеймисон увидел, что в глазах этого мужчины стоят слёзы.
— Вы говорите, как Рэнди.
— Это плохо?
— Думаю, нет. Думаю, мне повезло, что я встретил вас.
Джеймисон тоже был с этим согласен.
— Что там у вас ещё в списке? Потому что время тикает.
— Я поступил в Браун и окончил его с отличием, но большую часть обучения я лгал и жульничал. У меня это хорошо получалось. Приведу красноречивый пример. Мой студенческий ментор на последнем курсе был кокаиновым наркоманом. Не буду вдаваться в подробности о том, как я это узнал — время тикает, как вы сказали, — но я узнал и заключил с ним сделку. Хорошие рекомендации в обмен на пачку кокса.
— Это же килограмм, да? — спросил Джеймисон. Его брови от удивления взлетели чуть ли не до линии волос.
— Верно. Он всё оплатил, и я перевёз кокс через канадскую границу, засунув в запаску от моего старого «Форда». Я старался выглядеть, как любой студент, который ездит на каникулы в Торонто, чтобы поразвлечься и перепихнуться, но моё сердце билось как сумасшедшее, а давление, наверное, подскочило до предела. Машину передо мной обыскали вдоль и поперёк, но я просто показал права и меня пропустили. Конечно, в то время всё было намного проще. — Джек замолк, затем продолжил: — Я сказал, что кокс обошёлся мне дороже и прикарманил разницу.
— Но сами вы не употребляли кокаин?
— Нет, никогда этим не страдал. Бывало иногда занюхивал дорожку-две, но по-настоящему хотел — и всё ещё хочу — только зерновой алкоголь. Устроившись на работу, я лгал своим боссам, но со временем всё вскрылось. Это вам не колледж, тут не для кого было добывать кокс. Во всяком случае, такой человек мне не попался.
— В чём конкретно вы провинились?
— Перевирал рекламные листовки. Выдумывал деловые встречи, чтобы объяснить неявку в дни сильного похмелья. Мухлевал с расчётной ведомостью. Та первая работа была отличной. Бесконечные возможности для роста. И я всё профукал. После увольнения я всерьёз решил, что мне стоит сменить место жительства. В АА это называется «исцеление переездом». Никогда не работает, но я этого не знал. Сейчас мне это ясно как божий день: мудак — он и в Африке мудак. Или в Лос-Анджелесе, или в Денвере. Или в Де-Мойне. Я облажался и со второй работой, не такой отличной, как первая, но тоже хорошей. Это было в Сан-Диего. И тогда я решил, что мне нужно жениться и остепениться. Это решило бы проблему. Поэтому я женился на милой девушке, которая заслуживала кого-то получше меня. Брак продлился два года, и всё время я напропалую врал о своём пьянстве. Выдумывал несуществующие деловые встречи, чтобы объяснить позднее возвращение домой, симулировал симптомы гриппа, чтобы объяснить опоздания на работу или вообще неявку. Я столько денег извёл на мятные освежители дыхания — «Алтоидс», «Брес Сейверс», — что меня можно было смело зачислять в их совет директоров. Но верила ли во всё это моя жена?
— Полагаю, нет, — сказал Джеймисон. — Слушайте, вы уже подходите к концу?
— Да. Ещё пять минут. Обещаю.
— Хорошо.
— Мы ссорились — чем дальше, тем хуже. Иногда кидались вещами. Как-то раз я вернулся домой около полуночи, в стельку пьяный, и она разразилась тирадой. Обычный трёп, но все её слова были правдой. Я чувствовал себя так, будто она кидалась отравленными дротиками и ни разу не промахнулась.
Джек снова смотрел на свои руки. Уголки его рта так сильно опустились, что на мгновение Джеймисону показалось, будто он смотрит на Эммета Келли, знаменитого клоуна с печальным лицом.
— Знаете, что я вспомнил, пока она кричала? Гленна Фергюсона, того мальчика, которого я избил в четвёртом классе. Как хорошо мне тогда было после этого, будто выдавили гной из фурункула. Я подумал, что было бы неплохо избить и её тоже. В этот раз меня бы точно никто не отправил домой с запиской для матери, потому что она умерла через год после того, как я окончил Браун.
— Ого, — произнёс Джеймисон. Его хорошее предчувствие по поводу всего этого непрошенного признания улетучилось. На смену ему пришло беспокойство. Джеймисон не был уверен, что хочет услышать продолжение.
— Я ушёл, — сказал Джек. — Но я был достаточно напуган и понял, что пришла пора что-то сделать с моим пьянством. Тогда-то я впервые обратился в АА, ещё там, в Сан-Диего. В Нью-Йорк я вернулся в завязке, но долго это не продлилось. Я попробовал снова, с тем же результатом. И в третий раз. Но теперь у меня есть Рэнди и, возможно, в этот раз я справлюсь. Отчасти благодаря вам. — Джек протянул руку.