– Считай, что нанимаем. Только вот расплатиться нечем... Разве что задаром вас ублажим, когда желание возникнет. – Марго серьезно смотрела на Турецкого, и тот понял: сильно Боксер попортил им жизнь, если они желают стереть его с лица земли.
– Договорились! – Турецкий повернул голову к Плетневу.
– Ну что, вздремнем пока? А то завтра с утра надо, чтобы голова работала.
– Да и мы поспим, нам с утра надо свеженькими выглядеть. Придется с утречка наверстывать, раз ночная смена пролетела, как трусики без резинки... – хихикнула Марго. – Кушать-то каждый день хочется.
Девчонки прижались друг к другу и закрыли глаза.
– Да, поговорка «Солдат спит – служба идет» явно не про вас, – ухмыльнулся Плетнев.
– Да и не про вас... – отшутилась Марго.
Утром дежурный разбудил всех, зазвенев ключами и открывая замок.
– Ну, что тут за сонное царство? Смотри, как устроились! И никого совесть не мучает. Дрыхнут, как будто им тут отель. Давай, ты первый, – обратился он к Плетневу. – Наш лейтенант очень обрадовался, когда узнал, что старый знакомый заявился...
Все зашевелились, заговорили разом, но дежурный прикрикнул.
– Тихо! Расшумелись... До каждого очередь дойдет. А ты выметайся отсюда – все провоняла...
Бомжиха, собирая свои многочисленные грязные пакеты, заворчала:
– Так не фига было приводить. Я что – напрашивалась?
– А кто вчера мужику морду расквасил? Ладно бы своему, а то цивильному, при портфеле...
– Значит – за дело! – буркнула бомжиха и наконец, прихватив свое имущество, вышла.
– Начальник, а я? – заканючил немытый.
– А ты посиди, вспоминай, где твои документы.
Мужик помрачнел и недовольно забормотал себе под нос:
– Были бы документы, я бы вкалывал на стройке... За ворами своими смотреть надо... Заарестовать нормального человека каждый дурак может, если у него местные бумажник и вещи скрали...
– Местные по вокзалам не шляются. Они дома сидят. Пить не надо с кем попало! – отчитал дежурный обиженного гостя города Новороссийска.
3
Лейтенант Виктор Георгиевич Васнецов знал, что его в отделении милиции недолюбливали. Как-то за праздничным столом, когда все собрались отметить День милиции, Савельев спьяну выразил общее мнение. Дескать, заносится лейтенант, компанию избегает – не желает участвовать в дружеских застольях по случаю прибавления семейства своих коллег, дней рождения и прочих радостей, коими и так не слишком богата их опасная работа. Васнецов не запомнил дословно, но обиду затаил. Да, он заносчив, слишком гордый, с большим самомнением, но так имел право думать о себе только он сам. И за компанию не любил выпить только потому, что знал: алкоголь делает человека слабым. Спьяну мало ли что можно ляпнуть лишнее, а потом твоя откровенность может против тебя таким обернуться! Его не пугали неприятности в работе, он умело им противостоял, потому что продумывал каждый свой шаг и ошибок не допускал. Он опасался тех неприятностей, которые могли подпортить его репутацию. А главной ценностью для Васнецова была его репутация человека неподкупного, ответственного и здравомыслящего.
И праздного трепа он не выносил, потому что мужчины не должны болтать о всякой ерунде. А разговоры о женщинах вызывали в нем и раздражение, и даже презрение к болтунам. Мужчина должен заниматься делом и не разбазаривать драгоценное время. Вот он – не для того же закончил юрфак с отличием, чтобы прозябать в районном отделении милиции до конца своей жизни. У Васнецова были далеко идущие планы. А для этого нужно было отличиться, раскрыть какое-нибудь запутанное дело, чтобы его заметили, выделили среди других. Карьеру нужно делать смолоду. У Васнецова была только одна слабость – но о ней никто не знал, даже с мамой он не делился, хотя она всегда была у него на первом месте. Васнецов уже два года был тайно влюблен в жену своего сотрудника Володи Краюшкина – Лену. Как увидел впервые на новоселье у другого коллеги – Бориса Медведева, так сразу и понял – это его женщина.
Васнецов девушками интересовался мало. В школе, как прилично воспитанный сын учительницы, никогда не подводил ее, учился хорошо. Да и никто из девочек в школе ему не нравился. Как-то мама решила отметить его день рождения, пятнадцатилетие, и разрешила пригласить весь класс. Точнее сказать, не разрешила, а навязала ему свое решение созвать разношерстную компанию одноклассников. Наготовила еды, напекла пирожков, что в доме было большой редкостью – мама вечно сидела над школьными тетрадями и на подобные изыски у нее просто не хватало времени. Пришел действительно весь класс. Сначала было шумно и весело, Виктор даже успел втянуться в общее веселье, и оно его уже не раздражало, потом девочки устроили игру «Поле чудес». И начался такой гам, что у Виктора разболелась голова и он незаметно вышел на балкон. Решил не участвовать в этом безобразии, потому что терпеть не мог шума. За ним вышла Юля – хорошенькая и рано оформившаяся девочка, за которой ухлестывали десятиклассники. Она стояла рядом, и неожиданно он почувствовал, как от нее исходит нечто волнующее, необъяснимое, что он до сих пор еще не испытывал.
– От тебя исходят какие-то необыкновенные флюиды... – облек в слова свои чувства начитанный Виктор.
– Чего? – переспросила Юля.
Он даже не успел объяснить, что имеет в виду. Но она, взглянув на его лицо, заявление именинника поняла по-своему и сначала провела теплой рукой по его щеке, потом по губам, а затем осмелела и обняла Виктора, прижимаясь всем телом. Сквозь тонкую белую сорочку он почувствовал ее упругую грудь, а Юля тем временем выставила колено и попыталась протиснуть между его ногами. Виктор окаменел. Потому что еще секунду назад он испытывал что-то возвышенное, щемящее, а она так грубо разрушила его романтические иллюзии своими вульгарными намеками.
– Дура ты, Кручинина, – резко вырвался он из ее объятий и зашел в комнату. Его душили гнев и возмущение. Как она могла так плохо подумать о нем? Он же не самец, как эти здоровые лбы из десятого класса, которые, может, ни одной книги в своей жизни не прочитали. У них только одно в голове – полапать девчонок, которые глупо хихикали и, похоже, были не против таких примитивных забав. Юля ему казалась другой. Хотя бы потому, что не смеялась, как дурочка, когда парни заигрывали с ней, а проходила мимо гордо и независимо. А оказывается, она еще хуже. Вся ее гордость и неприступность – сплошное позерство.
В комнате стоял невыносимый галдеж, и он уже не чаял, когда же все это прекратится и все отправятся по домам. Настроение было безнадежно испорчено. А когда заметил, что Юля что-то рассказывает девчонкам и те, поглядывая на него, смеются, захотелось вытолкать гостей из дома. Он уже жалел, что поддался на мамины уговоры и согласился на это сборище. Мама так часто обвиняла его в том, что он сторонится коллектива, демонстративно ставит себя выше других, что Виктор ей уступил. По существу свой день рождения он решил отметить в угоду ей, чтобы она не волновалась и не переживала, что он такой замкнутый и одинокий среди своих одноклассников. На самом деле он чувствовал себя вполне комфортно, держась на некоторой дистанции от ребят, которые любили дурачиться, и их шалости казались ему глупыми и детскими. И теперь, поняв, что стал объектом насмешек глупых девчонок, ощутил, как внутри накапливается уже не раздражение, а настоящая злоба. «И трещат, и трещат...» – думал он про девчонок и был несказанно рад, когда все разом засобирались и повалили к выходу. Больше таких шумных компаний он домой не приглашал, объяснив маме, что у него обостряется головная боль. Но стал ходить на карате и даже вошел во вкус, тренер его хвалил. Да и ребята стали относиться к нему с большим уважением.
На выпускном вечере они с одноклассниками в школьном дворе напились и потащились в порт смотреть на корабли. Виктор почувствовал себя необыкновенно свободным. Наконец-то школа позади, теперь не надо будет постоянно помнить о том, что в этой же школе работает его мама. И нужно вести себя достойно, не то учителя донесут маме о любой его проделке, и она огорчится, или того хуже – устроит взбучку. У него было одно неприятное воспоминание, которое хранилось в памяти все школьные годы. Еще в пятом классе на переменке, когда все вокруг носились и орали, он стоял у поручней лестницы и неожиданно для себя плюнул с четвертого этажа в пролет и попал учительнице физики на ее блузочку. Она как раз поднималась с третьего этажа. Счастье, что никто не увидел. Но как же он боялся, что кто-то заметил его выходку и донесет маме! А теперь он свободен, свободен! Голова кружилась от выпитого шампанского, одноклассники смеялись, все говорили одновременно, и в эту ночь он единственный раз в жизни почувствовал, что любит всех.