Да, скорее всего эта комната, эти вещи, этот пустой письменный стол были витриной, созданной для Елены Давыдовны и, ну скажем, для нее, Анны, если вдруг заявится в гости… А где-то была другая жизнь, с записанными наспех телефонами, разбросанными вещами…
Анна еще раз оглядела скучную, тщательно убранную, похожую на келью комнату… Трудно было представить, чтобы вся жизнь Джульетты, такой полнотелой, темпераментной, яркой, умещалась в столь стерилизованной, аскетичной обстановке.
Анна закрыла глаза, слушая причитания Елены Давыдовны, и почему-то так ясно представила себе эту другую квартиру Джульетты… С брошенным небрежно на спинку кресла платьем в блестках… бокалы с остатками вина в раковине… Она даже увидела — вот воображение! — размашисто записанный наспех номер телефона… Губной помадой поперек зеркала.
И даже почему-то три первые цифры. Два, три, один… Двойка, тройка, единица. На этом способности к ясновидению оказались исчерпанными, и Анна открыла глаза. Теперь она поняла, откуда в стране бралось такое количество ясновидящих, экстрасенсов и прочего шустрого народа… Спятить, оказывается, совсем нетрудно. Стоит лишь чуть-чуть распустить воображение и ослабить самоконтроль…
Однако… Это пригрезившееся платье, брошенное на кресло, явно стоило немалых денег.
Разумеется, то, что вся жизнь Джульетты в этой квартире была «как на ладони», и насторожило Аню Светлову, знавшую, как складывался, «уходя корнями в детство», Джулин жизненный сценарий…
Такая девочка, жизнь которой мама постоянно старалась просвечивать рентгеном, конечно же, с детства должна была стремиться к тому, чтобы организовать некий заповедный угол… Свой уголок, в который маме доступа бы не было. А еще лучше, чтобы и вовсе никто из обычного окружения о нем не знал.
И уж конечно, в последнюю очередь она поделилась бы такой тайной с «примерной» Аней Светловой.
После школы они и вовсе почти не общались: Джуля училась в консерватории… А у Ани была своя, университетская компания.
Он развесил плащ на просушку. Положил в ящик стола стилет… Рядом желтую косынку цыганки и синюю бархатную ленточку, которой Та, первая, связывала свои волосы… Они ведь все время ей мешали — роскошные рассыпающиеся кудри…
Навел порядок. Отошел в сторонку и хмыкнул… Это все уже походило на музей! А что?! Собственно-то говоря… Почему нет?!
Он вот как-то был в музее Вагнера… По сути дела, вилла, где на третьем этаже живут люди и какая-то блондинка бродит с чашкой кофе и телефонной трубкой…
А внизу — то же самое, никаких веревочек и загородок: старинные книги, ноты, любопытные антикварные вещицы, посмертная маска, слепок ладони… Все свободно, лежит не огороженное веревочками… Вот жизнь, а вот музей — где граница?..
Он зашел на эту вагнеровскую виллу случайно, прогуливаясь по небольшому немецкому городку… В руках у него был пакет с виноградом, необыкновенно крупным и вкусным…
Протяни руку к старинному тому — и в пакет…
И никого… Никто не следит, не проверяет… Ну, правда, никто ничего и не трогает. Если написано: «Просьба не трогать» — никто и не тронет… Европа, одним словом…
Он окинул взглядом свой музей. Косынка — на память от цыганки… На долгую память… А бархатная ленточка была от первой…
Разумеется, упования Елены Давыдовны на то, что Анна Джульетту якобы знает, если и были верны, то вовсе не оттого, что Джуля с ней по-дружески, по-девичьи, делилась своими секретами.
Просто Светлова была то, что называется — и тут Елена Давыдовна угадала, — внимательна к людям… То есть любила наблюдать за ними, объяснять для себя их поступки, разгадывать их прошлое, характер, представлять, как устроено их жилище и как они ведут себя там, когда их никто не видит… Анна не скользила взглядом по окружающим — даже по тем малоприятным личностям, которых недолюбливала. Она их замечала — и от этого многое в них понимала.
Вернувшись домой, Анна — больше для успокоения совести — все-таки набрала номер одного из родительских телефонов, обнаруженных в книжке Джульетты…
— Извините меня, бога ради, за беспокойство… Я по поводу уроков музыки… Мне сказали в школе, что ваш ребенок занимается в частном порядке с учительницей Федоровой. И я хотела узнать: нельзя ли и нам? Но я никак не могу с ней переговорить…