— Хорошо. Постараемся побыстрее. Вот, товарищ полковник помощи у нас просит. Говорит, кроме тебя никто не справится. Знакомы?
— Так точно. Начальник особого отдела армии.
— Вот и хорошо, представлять не надо будет. Прошу Вас, Виктор Иванович.
— Спасибо, Виталий Сергеевич. Слушай, сержант, старшине вашему помощь требуется, и помочь ему можешь только ты. Ты как?
— Младший сержант, товарищ полковник. Помогу, конечно, если в наших силах.
— Будешь сержантом, если все нормально сложится. А что это за оговорка такая: если в наших силах? По-моему, Кротов вас учил, что для спецназовца нет ничего невозможного. Или я ошибаюсь?
— Никак нет, товарищ полковник, не ошибаетесь. Так и говорил.
— Тогда слушай. Только сразу предупреждаю. Все что услышишь сейчас ты, и узнают твои бойцы, является государственной тайной. Никто об этом не должен ничего даже предположить, не только услышать. Ясно?
— Так точно, товарищ полковник.
— Значит так: сегодня ночью взяли мы предателя. С ним вместе арестован фашистский резидент. Все бы хорошо, да только молчит немец, время тянет. Понимает, что ничего мы с ним сейчас делать не будем, со временем надеется статус военнопленного получить. Не без оснований, кстати. Он же не диверсант, а разведчик, причем кадровый. Так что вполне может у него получиться. По крайней мере, понимает, что расстреливать его в ближайшее время не будут. Нам же нужно, чтобы он как можно быстрее разговорился…
День уже перевалил за половину. Гюнтер, резидент абвера в советском тылу, сидел на полу в каком-то небольшом подсобном помещении каменного здания, наскоро приспособленном под камеру. Мебель отсутствовала полностью. Четыре стены с облупившейся старой штукатуркой, обитая металлическим листом дверь с глазком, да заделанное достаточно прочной на вид решеткой небольшое, давно немытое окно, пропускавшее совсем мало света. Что-либо нормально разглядеть сквозь грязные стекла не представлялось возможным. Хотя в окно он все равно не смотрел, целиком погруженный в мрачные мысли. Не прерывали их даже раздающиеся из-за двери мерные шаги часового.
Когда еще ночью шел на встречу с завербованным трусливым начпродом, никаких предчувствий приближающегося провала не было, хотя и не одобрял он неожиданного приказа своего руководства о срочном контакте. Обычная рутинная работа разведчика-нелегала. Ощущение непоправимого возникло только тогда, когда, разрубив кромешную тьму и мгновенно ослепив, в глаза ударили яркие лучи фонарей, его очень жестко свалили наземь, заломили руки за спину, исключив любую возможность даже пошевелиться. Чья-то сильная рука резко оторвала полурасстегнутый ворот гинастерки, не дав возможности воспользоваться ампулой с ядом. Уши уловили ненавидящий крик:
— Попался, гнида! — А следом за ним возмущенный возглас начпрода:
— Что вы себе, диверсанты хреновы, позволяете?! Я начпрод армии! Вы еще ответите за свои художества!
Затем луч выхватил из темноты офицера в форме полковника, который произнес:
— Сомневаюсь. СМЕРШ! Личное представление необходимо? — Агент мгновенно осипшим голосом еле слышно пролепетал:
— Не нужно…
На последующих допросах Гюнтер избрал тактику молчания, прекрасно понимая, что его вряд ли сразу отправят на расстрел. Первая задача контрразведки — выпотрошить попавшую в руки добычу. Учитывая неизбежные перекрестные проверки показаний — процесс не скорый. Еще ни одного случая скорого расстрела разведчика противоборствующей стороны он не знал, ни со стороны русских, ни со стороны своих. Любые секреты чужой разведки — всегда лакомый кусок. Потом, когда интенсивность допросов возрастет, он, конечно, все равно что-то будет вынужден сообщить. Существует множество способов заставить рассказать все, что ты знаешь, и даже не знаешь. Резидент и сам мог сразу навскидку вспомнить несколько. Только тогда, превратившись в кусок окровавленного мяса, он потеряет всякую ценность для контрразведки. Поэтому сначала с ним не станут общаться предельно жестко. А время работает на него. Даже в этих условиях он старался сохранить верность клятве, данной Рейху и фюреру. В конечном итоге, Гюнтер все равно согласится на «сотрудничество» со СМЕРШем, чтобы сохранить жизнь. Только время будет упущено.
Руководство торопит, следовательно, при длительном молчании радист снова получит команду по ускорению выполнения задания. Связаться с Гюнтером радист не сможет, о чем просто обязан будет сообщить. Да и слухи, в любом случае, об аресте резидента просочатся. Слишком много людей знает об этом. Человек по своей натуре болтлив, ляпнет, не подумав, информация пойдет гулять, а обратно уже никто отыграть будет не в состоянии. Да еще, глядишь, представится возможность сбежать, всякое бывает в жизни.