Он еще крепче прижал Тори к себе. Она почувствовала, как напряглась его рука у нее на талии. Это был жест собственника, который никому не отдаст своего. Сердце Тори бешено забилось от радости, хотя умом она понимала, что это еще ничего не значит. Скорее всего, так проявлялась атавистическая первобытная агрессивность — самец рычит на соперника, защищая то, что, как он полагает, принадлежит ему по праву сильного.
— Не волнуйтесь, — цинично фыркнул Том. — Я в жизни к ней не прикасался и прикасаться не собираюсь. Не то, что пальцем — шестом, которым лодку отталкивают. — Он с отвращением покосился на Тори, но она поняла, что в Дигби взыграло уязвленное мужское самолюбие. Он так и не простил ее за то, что много лет назад она не оказалась с ним в одной постели. — Благодарю покорно. Я уж не знаю, до чего надо докатиться, чтобы связаться с девицей, чья мамаша была грязной шлюхой.
В свете прожекторов, включенных по всему карьеру, было отчетливо видно, как застыл потрясенный Винс, как довольная рожа Тома расплылась в мерзкой ухмылке. Тори крепко зажмурилась, чтобы отгородиться от жестокой правды, от боли, которую носила в себе затаенной столько лет.
— Убирайся отсюда к чертовой матери! — Винс угрожающе шагнул к Дигби, и Тори показалось, что он оскалился, как разъяренный хищник. — Убирайся немедленно... И если ты только осмелишься напечатать хотя бы слово об этом в своей мерзкой газетенке, я подам на вас в суд, причем ты со своим редактором даже глазом моргнуть не успеете, как окажетесь на улице. Я выражаюсь понятно?
Впрочем, последние слова он говорил уже в спину Тому. Незадачливый репортер улепетывал с таким смехотворным проворством, что Тори точно расхохоталась бы, если бы не то обстоятельство, что ей сейчас было отнюдь не до смеха. Ее радость оттого, что Винс жив, что он даже не ранен, что, похоже, забыл, о своих подозрениях и у них, кажется, все налаживается, испарилась вмиг. Стыд, вина, ощущение грязи, которую не отмыть ничем, — словом то, с чем Тори жила на протяжении последних десяти лет, обрушилось на нее, как лавина, погребая под собой все ее радужные надежды.
— Это правда? — повернулся Винс к Тори. Он явно не поверил услышанному. Тори поспешила отвести глаза, не в силах видеть то омерзение, которое читалось во взгляде мужа. Но Винс грубо схватил ее за плечи и развернул лицом к себе. — Это правда?
Слезы стояли в глазах у Тори, но она все же сумела взять себя в руки.
— Пожалуйста, не сейчас, — проговорила она устало, поникнув в его объятиях. Сейчас ей хотелось лишь одного — прижаться к нему.
Он приподнял пальцем ее подборок — теперь уже ласково и осторожно — и заглянул ей в глаза.
— Скажи мне, Виктория, — его голос прозвучал неожиданно мягко, — что он имел в виду?
Она вся сжалась и глубоко вздохнула, собираясь с духом.
— Я все ему рассказала... давно, еще в Канаде. Мне надо было хоть с кем-нибудь поделиться. А тут он, соотечественник... Я не могла держать это в себе, понимаешь?.. Однажды я вернулась пораньше из колледжа, Джилл не ждала меня так рано... Они оба не ждали меня так рано... В общем, я застала ее за этим делом. Она сначала психанула и стала во всем обвинять меня — что, если б не я, она бы до этого не дошла. А потом расплакалась и сказала, что нам нужны деньги, а деньги надо как-то зарабатывать, что она все это делает ради меня. Уверяла, что у нее было всего-то два-три клиента... Наверное, это правда. Но она брала у них деньги! — Тори закрыла лицо руками. — О Господи! Как мне было противно и стыдно! Когда Джилл умерла, я уехала в Канаду, подальше от этих мест, от этих воспоминаний. Но я все равно не могла забыть... У меня возникло чувство, как будто меня вываляли в грязи, как будто это не она, а я занималась... с клиентами. Поддавшись чувству безысходного отчаяния, я рассказала все Тому. Мне тогда показалось, что он хороший человек. Что он мой друг и ему можно доверять. А когда поняла, что Том собой представляет, было уже поздно. Я и предположить не могла, что он надумает когда-нибудь возвратиться в Англию, не говоря уж о том, что при первой же возможности использует против меня то, в чем я когда-то призналась ему.
Судя по взгляду Винса, он все понимал. В его глазах не было ни отвращения, ни обвинения, чего так боялась Тори, а только сочувствие.
— Так вот почему ты пустила его к себе в спальню и согласилась дать ему интервью? Чтобы он не напечатал в своей газетенке всю эту грязь? Он что, угрожал тебе, шантажировал? Скажи мне, Виктория. Он этим держал тебя на крючке?