– Джоанна, – шептал он, с трудом отрываясь от нее и садясь на постели. – Я с радостью провел бы здесь ночь, предаваясь любви с тобой, но я пришел не за этим.
– Тогда почему ты здесь? – спросила она с прежней холодностью.
– Мне надо многое тебе рассказать и многое у тебя спросить. Будешь слушать?
– Буду, но только потому, что ты сказал, что у меня появится возможность получить свободу. – Она поднялась с постели и оправила юбки. Бросив на него странный, немного удивленный взгляд, она улыбнулась уголком рта. – Хорошенько подумай, Элан. Ты вправду хочешь освободить меня? Я уже не та невинная кроткая девочка, которую ты знал когда-то. То, что я перенесла, изменило меня, сделало суровой и непримиримой, не слишком доверчивой к людям.
– Я заметил перемену, – грустно промолвил Элан, потирая шишки на затылке и глядя на валяющийся из-под вина кувшин.
– Ты тоже изменился. – Она не сводила с него глаз. – Отрастил бороду, и на висках седина, и плечи у тебя стали такими широкими, что непонятно, как ты пролез в окно.
– Это было нелегко, – признался он.
– Обратно будешь выбираться тем же путем? – В ее глазах мелькнула тень улыбки.
– Если доживу. – Элан пытался шутить.
Но Джоанна была печальна. Она села рядом с ним на кровать и обреченно сложила руки на коленях, собираясь внимать ему:
– Говори, что ты хотел мне сказать, Элан. Я выслушаю все не перебивая.
Он поведал Джоанне обо всем, что случилось с тех пор, как они с Пирсом бежали из Бэннингфорда, оставив мертвого Криспина на руках его молодой жены. Он описал ей их жизнь на Сицилии на службе у короля Рожера, женитьбу Пирса, рождение дочери и смерть жены; его решительный отказ от брака из-за любви к Джоанне. Закончил же он описанием их возвращения в Англию. Элан сказал, что они с Пирсом не теряют надежды разыскать убийцу Криспина.
– Значит, у Пирса есть дочь? – спросила Джоанна, когда он закончил свою повесть. – Меня удивляет, что он взял ее с собой, подвергнув такой опасности.
– Она смелая и сообразительная девушка, – улыбнулся Элан при мысли о Самире. – Не думаю, что отец смог бы помешать ей ехать с нами.
– Если тебе верить, ты так и не обзавелся семьей. Но какие-то близкие женщины существовали же?
– Несколько. Но ни одна из них не была тобой.
– Что ж, мне не надо доказывать мою верность умершему мужу, – в ее голосе звучала горечь, – или чистоту моей влюбленности в юношу, однажды разбудившего во мне женщину. Мне не дано было даже согрешить после гибели Криспина. И, по правде говоря, это удручает меня. Я могла бы иметь еще детей. Мне так этого хотелось. Дети… – Голос ее печально замер.
– Мне очень жаль. – Он сжал ладонью ее пальцы.
– Я кажусь тебе гораздо старше?
– Ты кажешься совсем молодой. У тебя нет седины, всего лишь несколько морщинок вокруг глаз, и кожа такая же нежная и гладкая, как и была.
– Роэз тоже так говорит, но я хотела услышать это от тебя. Полагаю, это оттого, что я, в общем-то, не жила, а существовала. Я как комарик в янтаре, застывший на века. – Она убрала его руку со своей и снова сложила руки на коленях. – Ты говорил, что должен меня о чем-то спросить. Скажи: чего ты от меня хочешь?
Огорченный ее холодностью, он отозвался не сразу.
– Ты говорил, что готов освободить меня из отцовского плена, – напомнила она.
– Чтобы доказать, что я не виновен в смерти Криспина, – наконец выговорил он, – и Пирс не виновен в пособничестве мне, необходимо раскрыть настоящего убийцу.
– Понимаю. – Голос ее звучал неестественно безучастно.
– Возникает неумолимый вопрос: почему твой отец столько лет держит тебя в этой комнате?
– Это-то для меня не загадка, – ответила она.
– Ты знаешь, кто убил Криспина?
– О да. Я знала с самого начала. Трудность же состояла в том, что кое-что я забыла. Полагаю, это из-за того, что была слишком потрясена видом Криспина, залитого кровью. А потом он умер у меня на руках. Когда переживешь такую трагедию, любые подробности кажутся неважными, и часть этой страшной ночи выпала у меня из памяти. – Она встала и прошлась по комнате. – Но пребывание столько лет в заточении дало мне время, чтобы многое вспомнить и продумать.
– Расскажи мне все, – потребовал он.
– Сначала ты должен дать мне клятву исполнить все, о чем попрошу.
– Джоанна, я отдам тебе все, что хочешь. – Он подошел к ней, взял ее руки в свои и прижал к груди, против сердца. – Я люблю тебя. Я никого больше никогда не любил.
К его огорчению, она отняла у него свои руки и сложила их крестом на своей груди так же, как раньше складывала на коленях. Элан подумал, не делает ли она так, чтобы они не дрожали. В своем теплом платье, с волосами, затянутыми в тугую косу, она выглядела монахиней, строгой и неприступной. Он ощутил холодок в сердце, начиная понимать, как сильно отличается она от той девочки, которую он знал когда-то.
– Я хочу справедливости, – проговорила она.
– Ты ее получишь.
– Более того, я хочу мести.
– Джоанна…
– Прекрасного доброго человека лишили жизни, – продолжала она, словно он и не прерывал ее. – Мой сын остался без отца, а я… я потеряла восемнадцать лет жизни. Моя молодость прошла. Все, кем я могла бы стать, все, что я могла бы увидеть или сделать за эти годы, было у меня отнято. Я хочу видеть наказание виновных.
– Я даю тебе в этом слово.
– Ты не понимаешь. Я хочу принимать в этом участие. Я не намерена сидеть здесь одна, терпеливо ожидая, пока кто-то будет искать убийцу моего мужа. Вы должны раскрыть мне свои тайные планы, или я не расскажу то важное, что знаю.
– Молчание не освободит тебя из заточения, – напомнил ей Элан.
– Еще час назад я думала, что только смерть откроет двери моей темницы, – ответила она. – Если вы не сделаете того, что я хочу, для меня ничего не изменится. Ну, так как, милорд, помогать мне вам или вы с рассветом покинете Бэннингфорд и никогда сюда не вернетесь?
– Твои сила воли и мужество пристыдили меня, – признался Элан. – Ведь ты не смягчишься, не так ли?
– Нет. – Она встретилась с его глазами хорошо знакомым ему твердым взглядом. Он часто замечал его у людей накануне битвы. Отказать ей он не мог.
– Хорошо, – ответил Элан и добавил: – Джоанна, времени осталось мало: мне надо спуститься по веревке и пройти через калитку до рассвета.
– Понимаю.
– Хотелось бы, чтобы ты была не такой безразличной, – заметил он.
– Такой, как когда ты вошел в мою комнату? – Она скупо улыбнулась. – Возможно, после того, как я освобожу свое сердце и мысли от воспоминаний об этом злодейском убийстве, от негодования, которое столько лет копилось и взывало к мести, возможно, тогда я найду в своей душе место для нежных чувств. Но сначала я расскажу тебе эту мрачную историю, как я ее теперь знаю. Вот что произошло тогда.
Ей потребовалось немалое время, чтобы все поведать Элану. Он не прерывал ее, но иногда задавал вопросы, заставляя повторять некоторые существенные подробности.
– Боже мой! – воскликнул он, когда она закончила. – Я не сомневаюсь, что ты права во всем, но как же это чудовищно! Как тупо и дико!
– Это все результат безумия, – убежденно промолвила Джоанна. – Рассказывая тебе все это, я поняла: надо действовать, и немедленно. Иначе мой сын неизбежно будет вовлечен в этот кошмар. Я рада, что ты вернулся, Элан.
– К несчастью, сейчас я должен тебя покинуть, – сказал он, – я и так непростительно задержался.
– Ты пообещал, что я буду участвовать в исполнении ваших замыслов, – напомнила она.
– Будешь. Если только появится хоть малейшая возможность, я вернусь нынче же вечером. Не будешь ли ты так добра оставить для меня незапертой ставню?
– Не только это. Я даже дам тебе вино в кубке, а не прямо из кувшина, – сказала она, и уголки ее губ приподнялись в лукавой улыбке.
– Надеюсь, что скоро я снова услышу твой смех, – прошептал он, коснувшись ее лица. Он подошел к нише окна и замер, оперевшись коленом на подушки подоконного сиденья. – Если что-то помешает мне вернуться к тебе этим же путем, мы сделаем попытку добраться до тебя по лестнице. Если кто-то тебе не знакомый откроет твою дверь и скажет «Элан прислал меня», иди с этим человеком без страха.