Картер Мэри
Любовь и каприз
Мэри КАРТЕР
ЛЮБОВЬ И КАПРИЗ
Анонс
Ничто не предвещает изменений в благополучной, размеренной жизни героини романа: у нее есть любимое дело, позволившее добиться материальной независимости, жених, верность и любовь которого проверены за годы их знакомства; девушка знает, чего хочет, и готова добиться цели, - обыденного, обеспеченного семейного счастья. Но неожиданно все ломается, - она встречает Мэтью, наследника многомиллионного состояния, только что тяжело пережившего разрыв со своей возлюбленной... Для широкого круга читателей.
Глава 1
Мэтью проснулся оттого, что голова раскалывалась. Головная боль и кисловатый привкус во рту напоминали ему о том, сколько было выпито накануне. Но не все ли равно, в конце концов? Никого не касается, отправился он спать трезвым или упился до бесчувствия. Никто и ничто его не связывает - он вольная птица. Всякие женские капризы больше ему нипочем. Он может жить в свое удовольствие - что и делает. А если это пока не приносит ему слишком много радости - ну что же, со временем привыкаешь ко всему.
Неужели и к этому можно привыкнуть? Перекатившись по измятой постели к краю кровати, Мэтью взглянул из-под тяжелых век на часы на тумбочке. Господи! Он удрученно вздохнул: перевалило за полдень. Не удивительно, что голова так гудит. Это и от голода, и от жажды - целые сутки у него во рту маковой росинки не было.
Сев в кровати, он выжидал, пока затихнет металлический звон в голове, мысленно пытаясь найти себе оправдание. Вчера он работал допоздна и лег за полночь. Новая компьютерная программа, над которой он трудится, кажется, превзойдет все предыдущие. Не страшно, если он немного выпил, чтобы взбодриться. Мэтью предпочитал не вспоминать о том, что прежде не нуждался в допинге - до тех пор, пока Мелисса не бросила его. Время наверняка залечит рану, нанесенную Мелиссой, как оно лечит все на свете. Как-никак у него есть работа, которая заменяет ему все.
Он заставил себя встать и, немного помедлив, пошатываясь, побрел по дорогому пушистому ковру в ванную. Перегнувшись через фарфоровую раковину, Мэтью с отвращением рассматривал себя в зеркале. Воспаленные глаза, нездоровый, землистый цвет лица и, в довершение ко всему, двухдневная щетина делали его похожим на бездомного бродягу, просящего на улице подаяние.
Нет, пожалуй, даже это сравнение не в его пользу, подумал Мэтью, потирая рукой колючий подбородок. Бродяг на их образ жизни обрекает нищета. У него же - прекрасный дом, любимая работа и, благодаря деловой хватке деда с материнской стороны, больше денег, чем он успеет потратить. Казалось бы, нет никаких причин стать алкоголиком, и тем более так выглядеть.
Поморщившись, Мэтью отвернулся от зеркала и шагнул в душ. Он, не раздумывая, обдал себя холодной водой. Черт! От холода у него перехватило дыхание. Выдавив из тюбика мыльный гель, вздрагивая и поеживаясь, он начал энергично наносить его на кожу, с ожесточением растирая свое протестующее тело под струями воды.
Выйдя наконец из облицованного мрамором душа, завернувшись в огромную кремового цвета банную простыню, Мэтью почувствовал себя немного лучше. Голова все еще гудела, но отупляющая сонливость рассеялась. Он был уверен, что скоро и это пройдет. Ведь он окончательно пришел в себя, был бодр и энергичен. А за компьютером он забудет обо всем...
Бритва маняще поблескивала, и Мэтью, вздохнув, обреченно взял ее в руки. В конце концов, уговаривал он себя, борода ему не пошла бы. Он принялся осторожно снимать щетину, стараясь не порезаться. Это оказалось не так-то просто: его неверная рука вздрагивала в самый неподходящий момент. Черт возьми, ему надо было сначала опохмелиться. Поразительно, что всего один глоток виски с утра может привести человека в чувство.
Процедура бритья была закончена без особых потерь. Мэтью бросил полотенце на холодный кафельный пол ванной и вернулся в спальню, морщась от запаха перегара. Ничуть не смущаясь своей наготы и того, что было довольно прохладно, Мэтью расшторил окна и открыл балконную дверь. Он немного постоял под ворвавшейся в комнату струей холодного воздуха, чувствуя, как его тело наполняется восхитительной бодростью, и принялся одеваться.
Когда в дверь спальни постучали, Мэтью рылся в гардеробе в поисках чистой рубашки. Обернувшись, он какое-то время молча смотрел на дверь и наконец, сдерживая раздражение, отозвался:
- Ну? Чего тебе?
Дверь, щелкнув замком, открылась, и в проеме возникла лысая голова камердинера.
- Ох, - произнес он, увидев Мэтью. - Вы уже встали, сэр. Завтракать будете? Мэтью поджал губы.
- Завтрак в половине первого, Дживз? Не смею надеяться. А вот сандвич я бы, пожалуй, съел. И сяду работать.
Дверь открылась шире, впустив верзилу, массивные плечи и брюшко которого были обтянуты безупречно белой сорочкой и втиснуты в дорогой шерстяной костюм цвета морской волны. Одежда изысканного денди нелепо смотрелась на мускулистом увальне, но Мэтью не приходило в голову посоветовать ему изменить свой стиль. Вошедший чрезвычайно гордился своим внешним видом.
- Вы поедете в офис, сэр? - полюбопытствовал он, острым взглядом окидывая беспорядок в комнате и открытый балкон. - Кстати, я бы вас попросил не называть меня Дживзом, мистер Патнем. Вы же знаете, что мне это не нравится.
Мэтью покорно кивнул и, потерпев неудачу в поисках чистой рубашки, схватился за вчерашнюю.
- Нет, сегодня я в офис не собираюсь, - начал он; камердинер тем временем пытался вырвать у него из рук рубашку. - Какого черта, Виктор, что ты делаешь?
- Судя по всему, сэр, вы только что приняли душ, - мягко настаивал Виктор, - и, я уверен, не наденете вот эту гадость, с таким.., фи.., запахом. В нижнем ящике у вас полно свежих рубашек. Скажите только, какая вам нужна, и я тотчас достану.
- Благодарю, Крейтон, я могу одеться сам, - заявил Мэтью, теряя терпение. - Почему бы тебе не убраться отсюда, пока я не закончил? Пойди приготовь кофе или что-нибудь поесть. Нянька мне не нужна.
- А я разве что говорю? - Виктор наконец овладел грязной рубашкой и смял ее в комок, настояв таким образом на своем. - Вид у вас как раз такой, словно вам нужна помощь. Вашей маме это не понравится. Совсем не понравится, вот увидите.
- Моей маме? - Мэтью смолк, вытаскивая чистую рубашку из ящика, указанного Виктором, и снова повернулся к собеседнику. - А при чем тут моя мать?
- Разве вы забыли? Через полчаса с небольшим у вас с ней назначена встреча. Вы вместе обедаете.
- О Боже! - Мэтью движением бедра задвинул ящик и натянул через голову черную спортивную рубашку, которая только подчеркнула землистый оттенок кожи, на что Виктор неодобрительно цокнул языком. Однако Мэтью в этот момент был погружен в собственные мысли. Перспектива обеда с матерью и необходимость выслушивать, как она будет клеймить и обличать его образ жизни, заставила Мэтью пожалеть о том, что он встал с постели.
- Значит, вы говорите, сандвич, сэр? - пробормотал Виктор, очевидно, сочтя более благоразумным дать хозяину передышку. Мэтью бросил на него угрожающий взгляд.
- Ничего съестного, - прорычал он, играя с таким трудом выбритыми скулами. - Быстро принеси мне пива, и без возражений. Ах да, и вызови такси. Вдруг мне повезет, и свободного такси не окажется.
Виктор, направившийся было к двери, остановился на полпути; на его широком лице появилась озабоченность.
- Я могу вас отвезти, мистер Патнем, - предложил он, но хозяин и бровью не повел.
- Я же сказал, что поеду на такси, - ответил Мэтью. - Иди и закажи его, Виктор. И поторопись с пивом!
Три четверти часа спустя Мэтью вышел из такси, сунув водителю пятифунтовую бумажку. "Спасибо", - сказал он рассеянно, жестом отказываясь от сдачи. Затем, ответив сдержанной улыбкой на приветствия швейцара, поднялся по ступенькам подъезда и сквозь вращающиеся стеклянные двери вошел в фешенебельный отель "Ритц".
Вход в ресторан находился в дальнем конце вестибюля, но напитки гости могли заказать в великолепный зимний сад с пальмами в кадках. Мэтью знал, что именно здесь он найдет свою мать, и не ошибся. Она ждала его, потихоньку потягивая минеральную воду - единственный напиток, который она позволяла себе в течение дня. Каролина Патнем, урожденная Аполлониус, настолько благоговела перед собственной внешностью, насколько ее сын пренебрегал своей, и гордилась тем, что ее свадебное платье до сих пор сидело на ней точно так же, как и тридцать лет назад.