— Лесняк! Ты в штанах купался? Беды с тобой не оберешься! Ну зачем они присылают таких недотеп!..
Михайлику стало холодно стоять в мокрых портках, а какая-то низенькая и пухленькая девочка, показывая на него пальцем, смеялась, выкрикивая:
— Смотрите, смотрите, он уже позеленел! И зубами щелкает.
— Да на нем уже гусиная кожа! — добавил веснушчатый мальчишка и тоже залился смехом.
Михайлик до слез досадовал на то, что у него не было трусиков и туфель и что штаны у него с одной подтяжкой, а не с двумя, как у других.
В столовую его не впустили в мокрых штанах, пришлось на время попросить у одного мальчика, чтобы переодеться.
После обеда — мертвый час. Михайлик не привык спать днем. Долго переворачивался с боку на бок. Ему вдруг стало скучно и тоскливо. Страшно захотелось домой. Вспомнив о своих мокрых штанах, сушившихся рядом на спинке стула, он встал с койки, взял их и тихо вылез в окно. За боковой стеной дома стояла длинная лестница, на одной из ее ступенек Михайлик и развесил свои штаны — прямо на солнышке. Сел и сам на нижнюю ступеньку.
Кругом была тишина. Где-то неподалеку в ветвях жужжала муха. У пруда закуковала кукушка, и Михайлику вспомнилась родная Сухаревка, и вишневые цветущие сады, и вербы в балке, и густые травы.
И может быть, как раз тогда, в Милорадовке, он впервые смутно почувствовал, что на всю жизнь самым милым краем для него останется степная вишневая сторона. Там так много неба, солнца, цветов и голубых поющих ветров. С самого раннего детства вбирала его душа краски, запахи, звуки. Степь и вишневый сад вошли в нее навечно, вместе с судьбами людей. В этом поэтическом крае родились его первые детские мечты, пусть наивные, зато чистые, как утренние росы. Без этого всего Михайлик не мог бы жить.
«Не могу! Не могу! — кричала в нем гнетущая тоска. Слезы начали затуманивать глаза. — Почему я должен здесь сидеть? За что я должен страдать здесь? Пусть отпустят домой!»
Он стал подниматься вверх по лестнице, остановился на уровне второго этажа. А дом стоит на возвышенности, и кругом — сколько видит глаз — зеленое море леса. Может, Михайлик надеялся с этой высоты увидеть свою Сухаревку? Может быть, и так.
Но это однообразное море зелени, и палящее солнце, и тишина утроили его нетерпение: «Домой»!
Откуда и смелость взялась. Натянув на себя все еще влажные штаны, пошел к маленькому домику, стоявшему вдали от основных строений, под кронами старых берестов. В нем жил начальник пионерлагеря — высокий человек с рыжей кудрявой головой и добрыми серыми глазами.
— Что скажешь, дружище? — ласково спросил он, когда Михайлик остановился на пороге.
Кроме начальника в комнате была пионервожатая и еще какая-то женщина, высокая и стройная, в голубом платье.
— Отпустите домой, — глухо проговорил Михайлик.
— Домой? — удивился начальник.
Кто-то из женщин рассмеялся:
— Чего это вдруг?
— Домой хочу… Не могу здесь…
— А почему ты не в постели? — строго спросила пионервожатая. — Вот еще наказание.
— Я не умею спать днем.
— Так почему же тебе захотелось домой? — подошла к Михайлику женщина в голубом платье. — Ведь для пионера высокая честь находиться в нашем пионерском лагере. Здесь собрались лучшие ученики области.
— А я не лучший! — попытался Михайлик ухватиться за спасительный аргумент. — Я не знаю, за что меня сюда… Я сливы воровал в тсозовском саду. Это вам и Пастушенко подтвердит…
— Вот вам, пожалуйста! — вскрикнула пионервожатая. — Я с первого дня взяла его на заметку, у меня глаз верный. Ходит нахохлившись, смотрит на всех исподлобья. Сразу видно, что за птица. На пруду — подумать только! — разделся догола…
— Погодите, погодите, Кира Порфирьевна, — спокойно, но твердо прервал ее начальник и обратился к Михайлику: — а где твои трусики?
— Да о каких трусиках разговор? — воскликнула та, что в голубом платье. — Ребенок из села…
— Ну и что? — не унималась пионервожатая. — Дома ведь знали, куда посылают…
— Эх, Кира Порфирьевна! — укоризненно проговорила женщина в голубом платье и обратилась к Михайлику: — Тебя, скажи, Михайликом звать? Прекрасно, а я — Надежда Гордеевна, инструктор обкома комсомола. Вот мы и познакомились. Я тебе обещаю: завтра у тебя тоже будут трусики. Мы с начальником лагеря едем в город. Он их тебе и привезет. И ты будешь, как все, купаться и загорать… И не наговаривай на себя — ты же хороший пионер…
Она так ласково говорила с Михайликом, так приветливо смотрела ему в глаза, что на сердце у него потеплело.