— Ты в этом уверен?
— А как, по-твоему, ей удалось подчинить себе столько влиятельных мужчин?
— А может она была умной и проницательной?
— Не-а, — сказал Эрик, перекатывая ее чувствительные соски между пальцами. — Все дело в ее фантастической внешности.
Эрик зажал соски пальцами, и потянул их, пока вершинки не выскользнули из его рук.
Волна удовольствия прокатилась по телу Ребекки. Она застонала и прижалась к Эрику.
— Возможно у тебя не тот цвет волос, чтобы в точности походить на Клеопатру, но я с уверенностью заявляю, твои идеальные сиськи смогут любого правителя поставить на колени.
Ребекка хихикнула от его комплимента.
— А что Марк Антоний делал, когда после его стимуляции сосков киска его королевы вся горела и изнывала? Я уверена, она считала это невероятно отвлекающим. Наверно, тяжело управлять империей, когда все твои мысли сводятся к желанию быть заполненной твердым и толстым членом своего любовника.
Твердый и толстый член ее любовника тут же дал о себе знать, и Эрик немного привел, что позволило ему уткнуться им в ее попку.
— А носить мужской вариант платья оказывается очень удобно, — сказал Эрик.
— Ты имеешь в виду тогу?
— Ага, я же сказал: мужской вариант платья. — Он прикусил ее мочку. — Моя королева, избавься от трусиков, и я заполню твою горячую и изнывающую киску.
Ребекка покраснела от его сообразительности. Она стянула трусики, и далее события развивались с немыслимой скоростью.
— Разве нам не нужно быть в суде? — уточнила она.
— У нас еще час в запасе.
— А ты уверен, что владелец магазина не подсматривает за нами по камере наблюдения?
— Я сомневаюсь, что он вообще знает о камере наблюдения. К тому же я накинул на нее футболку. И я запер входную дверь, так что это место в полном нашем распоряжении.
— Мне стоило догадаться о твоих непристойных планах.
— Ты же знаешь, с тобой я всегда наготове и думаю о непристойностях.
Ребекка взглянула через плечо на свою розовую футболку, скрывающую камеру в углу примерочной, запустила руку под юбку и спустила трусики по ногам. Она откинула их в сторону, и дернулась от прохладного воздуха, коснувшегося ее разгоряченной плоти. Она прекрасно знала, что все этим закончится, стоит ей оказаться в объятиях Эрика.
Когда ладони Эрика скользнули к ее животу, она остановила их, положив обратно на грудь.
— А теперь, Марк Антоний, ты же не хочешь изменить смысл своей жизни, ведь так? Они должны лежать там, где им и положено быть.
Он сжил соски, глядя на нее в зеркало.
— А может, у Марка Антония было два смысла жизни. Один — ласкать соски, а второй — ублажь киски.
— Надеюсь, ты имел в виду киску. У меня она одна, — и он до конца своих дней будет ублажать только, и никого больше.
— И если я правильно помню, она у тебя самая лучшая, — признался он. — И может, ты мне ее покажешь, напомнишь, стоит мне посветить ей всего себя или нет.
— Не всего себя, — улыбаясь, ответила она. — А только твой член.
— А еще губы, пальцы, и язык.
— Да, а еще глаза.
Ее мужчина был визуалом. В последнее время он полюбил пускать в ход руки, но до сих пор больше предпочитал смотреть, а она показывать. Ребекка подняла ногу, упираясь ею в стену возле зеркала, а после задрала подол, показывая своему жениху в отражении то, что обычно скрыто у нее между ног. Разведя складочки двумя пальцами, она прикоснулась третьим к пульсирующему клитору.
— Что ты думаешь? Стоит ей посвятить всю свою жизнь или нет?
— Ты ведь знаешь, я люблю тебя не только за твою фантастическую киску.
— Я знаю.
Она поводила пальцем по складкам, а после скользнула им в дырочку.
Эрик застонал, и начал тереться эрекцией о ее попку.
— Но я испытываю сильное влечение к ней. Кончи для меня, Ребекка, — прошептал он.
— Здесь?
— Прошу тебя. Я хочу это увидеть.
— Нас могут поймать, — прошептала она в ответ.
Даже если Малачи погрузившись в спячку, не мог их услышать, Ребекка становилась более шумной, когда вела себе смелее обычного. А мастурбировать в примерочной, чтобы ее мужчина мог на это посмотреть было довольно смелым поступком, даже для нее.
— Не волнуйся, входная дверь закрыта. Здесь кроме нас, никого.
— Я также не уверена, получится ли у меня кончить.
— Милая, у тебя всю поучится, — улыбался он, — ты еще никогда меня не разочаровывала.