Теперь уже я постанываю и закатываю глаза, и это уже мои бедра тянутся вслед за горячей мужской ладонью, способной подарить неземное наслаждение. Там, где гуляют сейчас пальцы Казанцева, давно уже мокро и горячо, давно уже все готово к решительному мужскому вторжению.
– Полина, – шепчет мой инструктор, и в его голосе – снова нерешительность и просительные нотки. Что-то еще? Вроде я уже все шрамы видела…
– Что, Саш? – я, словно кошка, пытаюсь тереться о его бедро, раз уж он убрал руку.
– Я, наверное, не смогу сверху, – признается он убитым голосом.
Черт побери! Ну умеет же он даже в такие моменты придумать, из-за чего париться!..
– Зато я смогу. Пустишь? – смотрю в темные расширенные зрачки, в которых борются между собой жажда обладания и болезненное смущение.
– Ты… не против?
– Ррррр! – вместо ответа рычу я и взбираюсь на своего мужчину, сажусь ему на бедра, прижимаюсь влажной промежностью к его боевому орудию, скольжу вдоль его ствола – томительно медленно: вверх-вниз, и снова вверх, и так несколько раз.
Казанцев захлебывается стоном, сжимает мои бедра, просит хрипло:
– Впусти меня!
И я, приподнявшись, ловлю его член и направляю в себя. Опускаюсь на него плавно, чувствуя, как расправляется что-то внутри меня, заполняется горячей пульсацией мужской плоти.
– Дааааа!!! – стонем мы одновременно и вдруг срываемся в дикую скачку.
Мужчина подбрасывает меня вверх, помогая приподниматься моим бедрам, а я упираюсь ладонями в его грудь и то взлетаю, то падаю – все быстрее, чаще, энергичнее. Скольжу, трусь набухшим, чувствительным клитором о его кожу, хватаю ртом ставший вдруг разреженным воздух, чувствую, как начинает гореть тело, обещая скорую разрядку.
– Да!
– Еще!
– Да!
Меня простреливает, выгибает дугой, я чувствую, как сжимаюсь внутри, сдавливая внутренними мышцами член своего мужчины.
– Еще, Поля, – умоляет Казанцев, – еще чуть-чуть! – он уже почти не дышит, так напряжены его мышцы. – Поля… пожалуйста… – и я, едва переведя дыхание после первой волны разрядки, снова двигаюсь: вперед-вверх, назад-вниз, быстро, жестко, не жалея ни себя, не лежащего подо мной инструктора.
Моя вторая волна совпадает с оргазмом Казанцева. И это – особое удовольствие: чувствовать, как содрогается, пульсирует внутри тебя твой мужчина, наблюдать за его преобразившимся лицом, на котором нет никаких эмоций, кроме одного бесконечного наслаждения.
Как хорошо, что, кончая, он не говорит ничего лишнего, лишь повторяет, как молитву, мое имя:
– Поля… Поля… Поля…
– Саша… – склоняюсь я к его лицу, не спеша слезать с его бедер, – Саша...
Прижимаюсь к его рту, и он тут же отзывается, подхватывает этот поцелуй, ловит и втягивает мои губы, обхватывает ладонями мое лицо.
Мы целуемся долго, неспешно, уже без горячечной зубодробительной страсти, но еще более сладко, чем до близости. В каждом движении Казанцева, в каждом прикосновении – бесконечная нежность и такая благодарность, что у меня на ресницах проступают слезы.
Саша молчит – к счастью, молчит! – но и без слов умудряется рассказать о себе и о своих чувствах так много, что неясностей не остается. Я знаю главное: он мой. Он отдал мне всего себя – навсегда, и робко надеется, что я – я тоже буду его. Буду с ним. Разделю его жизнь – потому что на меньшее он все равно не согласится. Ему нужно все – или ничего, без компромиссов, без полумер.
Его сильные руки лежат на моих плечах, прижимают мое тело к его груди, и, стоит мне сделать попытку пошевелиться – сжимаются чуть сильнее, не давая отстраниться, отодвинуться, разделить наши слитые воедино тела на две самостоятельных и независимых единицы.
– Не отпущу, – после пяти минут напряженного сопения и медвежьих объятий выдавливает из себя Казанцев. – Даже не пытайся. Пока не замерзнешь – будешь лежать так.
– Но… тебе же тяжело. Я – не Дюймовочка ни разу.
– Не отпущу. Хоть Дюймовочка, хоть Красная Шапочка. Просто лежи на мне, женщина. Мне надо почувствовать, что ты действительно моя.
Я лежу. Только голову приподняла, уткнулась подбородком в мускулистую грудь и поглядываю на лицо Казанцева – спокойное, расслабленное настолько, что даже вечно искривленный рот стал почти ровным.
– Ты же моя? – приоткрывает он глаза, смотрит вопросительно.
– Твоя, – соглашаюсь я легко.
Мне нравится чувствовать себя его женщиной. Женщиной сурового воина – сильного и бесстрашного. Но сейчас, со мной – открытого и от этого непривычно уязвимого.
– Хорошо, – закрывает глаза Александр Аркадьевич.