Сказанное королем вызвало у Эйлит противоречивые чувства. С одной стороны, она испытала огромное облегчение от того, что освободилась от бремени ответственности. С другой — беспокоилась за подругу. Судя по всему, Фелицию ожидала участь пленницы, а ее мужа — арест сразу же после его возвращения.
— Вы варите самый вкусный суп по эту сторону реки, — сказал Гарольд и, слабо улыбнувшись, вышел из дома.
Из глубины зала донесся слабый шорох. Обернувшись, Эйлит обнаружила, что Фелиция окончательно пришла в себя. Ее карие глаза затуманились от боли.
— Извини меня, — слабым голосом прошептала молодая женщина. — Я доставила тебе столько хлопот.
— На моем месте ты поступила бы точно так же, — бодро заверила Эйлит, стараясь выглядеть спокойной. — Я пошлю Сигрид за тетушкой Гульдой. Она опытная повивальная бабка и знает толк в таких хворях. Лежи спокойно. Все будет хорошо.
— Фелиция не потеряла ребенка, но она так слаба, что это может случиться в любой момент, — сообщила Эйлит мужу, когда на закате принесла ему в кузницу хлеб и мясо. Она говорила ледяным тоном, так как все еще не могла простить Голдвину слабости, проявленной им днем. — Гульда сказала, что кровотечение остановилось, но Фелиции необходимо некоторое время отлежаться в постели. А это значит, что она пока останется у нас.
Голдвин нахмурился. Эйлит молча наблюдала за тем, как аккуратно он прикладывал очередное кольцо к кольчуге, над которой работал, всем своим видом давая понять, что желает остаться один. Только она не собиралась так легко сдаваться, помня, что совсем недавно они с Голдвином были счастливы, и не желая терять это счастье. Счастье, прежде всего основанное на взаимном доверии.
— Я тоже жду ребенка, — быстро проговорила она в перерыве между ударами молота. — Возможно, я выбрала не самый подходящий момент для того, чтобы поделиться с тобой этой радостью, но в последнее время ты постоянно ходишь хмурый и раздраженный.
Голдвин отложил в сторону молот и горсть заготовок.
— Ты беременна? — проговорил он и, так и не взглянув на жену, потянулся к стоявшему на полке кувшину с гвоздями. — Когда он должен родиться?
— В канун Рождества или немного раньше. Так ты не рад?
Руки Голдвина дрогнули. Гвозди из упавшего на земляной пол кувшина рассыпались по кузнице.
— Голдвин, что происходит? — Эйлит обошла вокруг стола и схватила мужа за рукав.
— Ах, Эйли, Эйли, — потеряв самообладание, взволнованно воскликнул Голдвин. Затем неуклюже притянул жену к себе и уткнулся лицом в ее плечо. — Последнее время мне снятся страшные сны. Поле боя и горы окровавленных трупов. Я совсем потерял голову.
Чувствуя, как растет застрявший в горле ком, Эйлит ласково, словно ребенка, гладила мужа по голове. Ее сердце сжалось от жалости.
— Ходят слухи о войне с норвежцами, — почти простонал Голдвин… — Кроме того, по ту сторону залива герцог Вильгельм Нормандский собирает огромную армию. Я чувствую себя костью в горле огромного волка.
Эйлит провела рукой по его щеке, кожу ладони кольнула жесткая щетина.
— Неудивительно, что по ночам тебя преследуют кошмары, ведь ты проводишь в кузнице все дни напролет. Ты должен понять, что не сможешь вооружить все английское войско в одиночку. Прекрати себя мучить, иначе сойдешь с ума.
Тяжело вздохнув, Голдвин нежно поцеловал Эйлит в ладонь и крепко обнял ее за талию.
— Я очень рад тому, что ты ждешь ребенка, Эйли. Но я боюсь за наше будущее.
Отстранившись, он устало опустился на стул и с растерянной улыбкой провел рукой по волосам.
— Все будет хорошо, — второй раз за день проговорила Эйлит, забирая поднос с едой. — Пойдем-ка в постель. Там и поешь.
«И заснешь у меня на груди, — добавила она про себя, — вот и все, что тебе сейчас нужно».
Голдвин посмотрел на беспорядочную гору заклепок и колец, на осколки кувшина и гвозди, тускло поблескивающие на полу. Неожиданно на его губах заиграла лукавая улыбка.
— Если родится мальчик, мы назовем его Гарольдом. В честь короля.
Взяв Эйлит за руку, он вывел ее из кузницы прямо в звездную апрельскую ночь. Высоко над их головами, в темном небе, причудливо извивалось созвездие Дракона.