Поручив Слипнира одному из конюхов, он последовал за двумя саксами в собор и подождал, пока они положили тело Голдвина рядом с четырьмя другими мертвецами. Пожилой монах сложил руки усопшего на груди и поправил его одежду.
— Вы говорите по-французски?
Монах, подняв голову, печально посмотрел на Рольфа.
— Я тоже норманн. Хотя иногда стыжусь этого. — Он обвел скорбным взглядом тела, лежащие на полу. — Я могу вам чем-то помочь?
— Я знал человека, которого сейчас принесли. Я берусь отвезти его тело домой.
— Вы знали его?
— Он оружейник. По воле случая мы стали соседями. — Рольф объяснил монаху, почему будет лучше, если именно он отвезет тело вдове. — Как ужасно все обернулось. Глупец! Ему следовало остаться дома. — Опустив руку в кошелек, он достал две серебряные монеты. — Прошу вас отслужить по нему заупокойную мессу. Он умер так быстро, что не успел исповедаться. Не хочу, чтобы из-за этого бедняге досталось меньше места на небесах.
— Ценность души человеческой перед Судом Господним определяется не серебром и не исповедью, — с мягким укором произнес монах, но монеты все же взял. — Если его сердце и душа чисты, он обретет вечный покой. Я не забуду про заупокойную мессу. Можете забрать тело.
С тяжелым сердцем Рольф взвалил на плечи мертвого Голдвина, словно оленью тушу, и понес его к лошади.
Смеркалось. Заходящее солнце окрасило небо в ярко-розовый цвет. Только над куполом аббатства виднелась серовато-синяя полоска.
Дрожа и потирая мерзнущие руки, Эйлит стояла во дворе. Ей не хотелось возвращаться в опустевший дом.
Гарольда уже зашили в саван. Его маленькое тело, окруженное бесчисленным множеством горящих свечей, лежало на большом столе в зале. Мальчика, а вместе с ним и все радости и надежды Эйлит, должны были похоронить завтра.
Гульда собиралась остаться в доме до утра, но ее вызвали на трудные роды, Голдвин еще не вернулся. Эйлит начала беспокоиться. До нее уже дошли слухи о переполохе на церемонии коронации герцога. Говорили, что там погибло несколько человек.
Поначалу Эйлит даже не допускала мысли о том, что Голдвин мог оказаться в толпе зевак у аббатства. Но с приближением сумерек ее уверенность пошатнулась.
«Пойду посмотрю, хорошо ли заперты куры, — сказала она себе, — а когда вернусь, он уже будет дома».
Эйлит проверила курятник, дважды обошла вокруг вытоптанного огорода, а Голдвин все не возвращался… Ее глаза с надеждой всматривались в дорогу, но видели одно и то же — темноту. Молодая женщина решительно вышла за ворота и немного спустилась вниз по склону. Возможно, именно сейчас коренастая фигура Голдвина вынырнет из мрака и она увидит, как он, прихрамывая, медленно зашагает к дому.
Сначала на дороге не было видно ни души. Ничего удивительного, ведь норманны ввели в городе комендантский час… Каждому, оказавшемуся на лондонских улицах в столь позднее время, грозили арест и последующее наказание. Холодный ветер пробирал до костей, на лужах заблестела тонкая ледяная корка. Поежившись, Эйлит закуталась в накидку и прижала озябшие руки к груди. Разбухшие от молока сосцы отозвались на прикосновение ноющей болью. Утром Гульда сказала, что молоко вот-вот пропадет.
— Голдвин! — вполголоса пробормотала Эйлит, стуча зубами от холода и переминаясь с ноги на ногу. — О, Голдвин, пожалуйста, поторопись!
И в следующее мгновение вдалеке появился человек, ведущий за поводья серебристо-белую лошадь. Он медленно приближался. При тусклом свете луны Эйлит разглядела надетую на нем покрытую инеем кольчугу и узнала Рольфа де Бриза.
У нее засосало под ложечкой. Броситься ему навстречу? Или скрыться в доме? Так и не решив, как поступить, она продолжала стоять на, месте и ждать, пока он подойдет ближе. Луна осветила лицо норманна — на нем лежала печать скорби. Поперек седла лошади кулем лежала бесформенная ноша, прикрытая широкой накидкой.
Приняв решение, Эйлит шагнула навстречу рыцарю.
— Да поможет вам Бог, сэр Рольф. Вы случайно не видели моего мужа?
Рольф остановился и придержал коня.
— Извините… К сожалению, единственное, чем я мог помочь, это привезти его домой.
Эйлит бросила быстрый взгляд на странный куль, притороченный к седлу, в ее душу скользкой и холодной змеей вполз страх.