вечерам, но это было много месяцев назад.
— Почему Матео Казаллес встречается с Атлетико? — спрашивает фотограф, но
Педро лишь улыбается и немного отмахивается рукой, прежде чем повернуть налево. Я
иду прямо, фотограф следует за мной, легкой целью.
— Вы снова возвращаетесь в Атлетико, Матео? – упорствует он, и я немного
поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Вам больше нечем заняться? – говорю я и продолжаю идти. Он, слава богу, не
идет за мной за угол.
К тому времени, как я вернулся в квартиру, солнце было в самом пике, и улицы, даже в нашем районе, элегантном пригороде Саламанке, пахли мусором и пылью. В
здании можно было передохнуть в прохладе, и когда я открываю дверь нашей квартиры, то Вера стоит в сверкающей кухне, помешивая кувшин лимонада.
— Ну, разве не приятное зрелище? – спрашиваю я, когда положил ключи на стол, помня особую английскую фразу.
Она поворачивается ко мне и широко улыбается. Вера похожа на домохозяйку с
1950-х с глазами роковой женщины. На ней было обтягивающее желтое платье, которое
показывало ее полную грудь и широкие бедра, а шелковый с узором платок убирал
волосы со лба. Но ее татуировки и черные сникерсы с высоким берцем напоминают мне, что она не похожа ни на одну домохозяйку, которую я знаю.
— Очень хорошо, — говорит она, всегда радуясь, когда я помню особенности ее
языка. Она поднимает кувшин. — Не волнуйся, в нем есть водка.
Я улыбаюсь ей и оборачиваю свои руки вокруг ее талии, притягивая к себе.
— Конечно, есть.
Она визжит, когда немного выплескивается лимонада ей на бок и на пол, но я не
отпускаю. Ей удается поставить кувшин, прежде чем я зарываюсь своим лицом в ее шею, покусывая и целуя нежную кожу. Она на вкус, как апельсинка.
— Итак, — говорит она, затаив дыхание, и я могу чувствовать, как ее пульс
ускоряется под моими губами. Я опускаю руку к ее попке и жестко сжимаю, в то время
как прижимаюсь к ней. – Я должна спросить, как все прошло?
— Я расскажу тебе все, — бормочу я, — позже. Но на тебе надето это платье, и ты
сделала мне пьянящий лимонад в этот жаркий день, поэтому боюсь, что займусь сначала
тобой.
Я подношу свои губы к местечку за ухом, где ее новейшая татуировка. Она на
испанском, где говорится: «Любовь по-испански – это ты», то, что я сказал когда-то Вере
в Ла-Альберке, когда впервые влюбился в нее. Это и по сей день так. Я провожу кончиком
языка по словам, и она вздрагивает подо мной. Она никогда не может сопротивляться
этому, хотя, никогда, кажется, и ничему не сопротивлялась.
Я люблю это в ней.
Я достигаю молнии на задней части ее платья и медленно начинаю тянуть ее вниз, пока грудь не оказывается снаружи. Я сжимаю ее, мой рот слегка задевает соски, от чего
они морщатся. Я не тороплюсь, желая насладиться каждой минутой с ними в этом ярком
свете, в этой прохладной кухне, в этом жарком городе.
Она стонет, когда я преднамеренно вывожу своим языком круги вокруг них, и
начинает водить пальцами по моим волосам, мягко дергая их. Это заводит меня, оказывает влияние прямо на мой член, но он уже тверд, как сталь, и выпирает из штанов.
Одним плавным движением я беру ее на руки и перекидываю через плечо, как
пещерный человек. Она испускает смешок, игриво пиная ногами меня в живот и стуча
кулаками по спине.
— Отпусти меня, ты — плохой человек, — говорит она с притворным страданием.
Я пробурчал что-то, а затем кидаю ее на диван. У нее нет времени, чтобы прийти в
себя; я оказываюсь на ней через секунду, стаскивая ее платье через голову и отбрасывая
его на журнальный столик. Я смотрю вниз на ее тело, лежащее на подушках, бледное и
нежное одновременно для меня, и беру ее за икры, подтягивая ко мне, пока ее попка и
бедра не оказываются на подлокотнике, а ноги свисают по сторонам.
— Разденься, — приказывает мне Вера, но я лишь слегка ей улыбаюсь. Я разденусь
только после того, как займусь сначала ей. Она всегда на первом месте. Это правило, хотя
она нарушила его прошлой ночью своими неотразимыми губками.
Я спускаюсь на колени и притягиваю ее бедра еще ближе к себе, ее киска голая, влажная и ждет. Это красиво. Я провожу губами и языком под коленом – от чего из нее
вырывается хриплый стон – и следую выше до нежной внутренней поверхности ее бедер.
Она выгибает спину, толкая себя в мой рот, жадно.
У Веры приятный вкус – она как океан и юность — и я не спеша работаю своим
языком вокруг ее клитора, дразня то сверху, то снизу, пока не погружаю его в нее.
— Матео, — говорит она между стонами. — О боже, не останавливайся.
Я улыбаюсь и отодвигаюсь от нее, делая совсем противоположное.
— Скажи мне по-испански, моя Эстрелла, и я продолжу.
Я смотрю на ее закрытые глаза и выгнутую шею.
— Трахни меня своим ртом, жестче, глубже, — говорит она на ломаном испанском
языке. Это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал. Ее уроки испанского
действительно приносят свои плоды.
Естественно, я подчиняюсь, мои пальцы делают так, что она кончает в течение
нескольких секунд. Она кричит, как будто оргазм застал ее врасплох, и я могу
чувствовать, как она дрожит под моими губами и вокруг моих пальцев.
Я выпрямляюсь и смотрю вниз на ее вымотанное тело, в то время как расстегиваю
свою рубашку.
— Теперь я разденусь.
Я быстро скидываю ее и свои штаны, пока перед ней не оказываюсь только я и моя
эрекция. Она поднимает голову, разглядывая мое тело оценивающе, становясь еще более
голодной и готовой. Она ненасытная.
— Повернись, — говорю я ей, и она сразу же отвечает, становясь на четвереньки на
диване, ее аппетитная, круглая попка прямо передо мной. Она двигается вперед, чтобы
освободить место, и я располагаюсь за ней, одной ногой опираясь на пол для равновесия, другая — на диване. Я оборачиваю одну руку вокруг ее талии и наслаждаюсь этим видом, моими длинными, загорелыми пальцами, выделяющимися на фоне ее кремово-белой
кожи.
Я ласкаю ее талию, попку, нежный изгиб бедер, затягивая время, создавая
ожидание для нас обоих. Когда она начинает ерзать, ее терпение лопается, я поднимаю
свои пальцы к ее промежности, слегка нажимая на клитор, буквально на мгновение, а
затем убираю руку. Она желает этого, ее спина изогнулась, задница прижимается ко мне, прося об этом, но теперь это моя игра, в которую мы играем. В моей игре, гол – не
главное. Глупая аналогия для футболиста, возможно, но когда дело доходит до секса, то
это правда.
Я беру ее соки и использую их для смазывания своей руки, в то время как
поглаживаю себя. Я вожу вверх-вниз по своему члену и закрываю глаза, тщательно
разжигая огонь внутри. Мне слышно ее хныканье, поскольку она желает смотреть, принимать участие. Это все — часть путешествия.
Наконец, когда я подхожу слишком близко к оргазму, то для своего же блага
начинаю дразнить щель ее попки кончиком, и небольшое давление извлекает из нее стон.
— Боже, Матео, пожалуйста.
Я улыбаюсь про себя.
— Это похоже на английский язык.
— Por favor (прим.: на исп. – пожалуйста), — умоляет она, ее акцент идеальный.
Я прижимаю его к ней, чувствуя, как она открывается для меня, но не вхожу еще.
Дразню, просто ради удовольствия.
— Por favor, Матео, — она кричит в отчаянии. — Dios Mio (прим.: на исп. – боже
мой).
Она называет меня своим богом.
— Si, Эстрелла, — говорю я ей, и одним быстрым движением вхожу в нее. Она
ощущается как жар и мед, и как только я оказываюсь глубоко, то чувствую, как мое
дыхание и сердцебиение застревают в задней части моего горла. Ее жар обволакивает