— Челси говорила, что у вас в основном едят крем-суп или куриный с лапшой. — Замечаю я. — Но попробовать борщ было ее мечтой.
— Глупая мечта. — Не глядя на меня, ворчит американец.
— Привыкай. — Ухмыляюсь. — Здесь не будет никаких бургеров и картошки фри. Разве что только…арахисовая паста. Но только за хорошее поведение.
— Твоя мама… сама все это приготовила? — После минутной паузы спрашивает он.
— А ты видишь здесь прислугу? — Откладываю ложку в сторону. — Конечно, сама.
Челси говорила, что ее мать давно не готовит сама. Все делает приходящая повариха. Кстати, у них в Америке принято добавлять сахар почти во все блюда, даже в супы и в салаты. Ох, и нелегко придется Джастину, если ему придется здесь задержаться. Кулинарный пыл моей матери не под силу унять никому.
— Оливье. — Мама бухает на плоскую фарфоровую тарелку здоровенную ложку салата. На свободный край кладет «шубу». — Селедка под шубой.
— У вас это называется Russian salad. — Усмехаюсь я, видя смятение в пронзительных синих глазах американца. — А вот это красное, это «шуба».
— Выглядит странно, а пахнет просто ужасно. — Признается он вполголоса.
Ему еще крупно повезло, что мои родители его не понимают.
— Ты ешь, ешь. — Подбадриваю я. — Тебе понадобятся силы, чтобы пережить русскую зиму.
— Нет уж, спасибо. — Его вилка зависает над салатом в нерешительности.
— И не забывай хвалить, маме это важно. Иначе, я не скажу тебе, где у нас находятся фастфуд-рестораны.
Бросив на меня злой взгляд, Джастин кладет салат на кончике вилки в рот. Жует медленно, осторожно, будто липкую ириску вот рту перекатывает.
— Вкусно? — Спрашивает мама. Она в приятном предвкушении: если парню понравится, она в самое ближайшее время познакомит его с винегретом, салом и гречкой. Последнюю и вовсе почти никто из американцев и в глаза-то не видывал.
— Йес. — Неуверенно кивает Джастин, но после того, как во рту у него оказывается «селедка под шубой», выражение лица парня заметно меняется.
— Только попробуй, выплюнь. — Предупреждаю я. — Глотай, если хочешь жить. Папа такого не простит.
— Может, надо было пельменей сварить? — Переживает мама, глядя, как парень силится проглотить непривычный для него продукт.
— Завтра. — Улыбаюсь я.
А сегодня пусть сполна вкусит безвыходность своего положения.
— А какие у вас национальные блюда, Джастин? — Спрашивает отец.
Парень беспомощно устремляет взгляд на меня. Так уж и быть, переведу ему вопрос.
— Какие национальные блюда в Штатах?
— Э… хм… — на его лице написаны смущение и тяжелый мыслительный процесс одновременно. — Пицца…?
— Пицца — это еда итальянских бедняков, которые запекают с тестом все, что давно завалялось в холодильнике. — Категорично заявляет папа, услышав ответ.
Разумеется, его не волнует, что пиццу давно едят во всем мире. И даже в нашей семье. И я оставляю его замечание без перевода, чтобы не травмировать неустоявшуюся нежную психику гостя.
— Бедный мальчик. — Качает головой мама. — Он же совсем не знает, как пахнут свежие продукты. Одни сэндвичи там, у себя, лопают с усилителями вкуса да с консервантами! Ну, ничего, мы его выходим. За полгода станет у нас на человека похож!
Ее решительность всегда меня пугает, но сейчас вызывает скорее улыбку. Такой здоровый бугай, а она его выхаживать собралась.
— Что это? — Стонет Джастин, когда мама ставит перед ним тарелку с окрошкой.
И я теряюсь, как назвать это блюдо. Может «о, крошка», это типа «o, baby» или вроде того. И тут же краснею, заметив, как гость разглядывает меня, ожидая ответа.
— Это такой… холодный суп. — Тщательно подбираю слова. — Салат, который заправляют…
— Содовой? — Парень зачерпывает ложкой окрошку, нюхает и морщится. — Пивом?
— Это… хлебный напиток. — Наконец, говорю я. — Называется «квас».
Он будто размышляет, стоит ли попробовать, или ему все еще хочется жить.
— Ох, уж эти русские… — Бормочет, складывая свои пухлые губы утиным клювиком и осторожно пробуя на вкус окрошку. — Почему ж не водкой сразу?
— Ах, да. — Вспыхиваю я. — Пойду, наверну водки, накормлю своего ручного медведя, потом надену лапти и сяду играть на балалайке. Так вы о нас думаете, да?
— Слушай, Зоуи, — теперь он даже выглядит виноватым. — Я против стереотипов. Честно. — И его лицо внезапно озаряется самодовольной ухмылкой. — Но мне нравится, как ты злишься.
— Тогда попробуй вот это. — Сама уже не зная, на что злюсь, восклицаю я. Ставлю перед ним прозрачную емкость с холодцом. — Тебе понравится!