Я вел свой «форд» по улицам без всякой цели, просто отдаваясь движению. Я думал, что лучше не отталкивать Сархана аль-Бухейри, а использовать его опыт, его знание города и обстановки. Быстрая езда успокоила мои возбужденные нервы. Я проехал по районам Азарета, Шатыби и Ибрагимии. Показалась набережная, свободная сейчас от суеты и гомона отдыхающих. Я решительно сказал себе, что если и вернусь в Танту, то только затем, чтобы получить деньги или продать землю, и пусть провалятся в пекло все воспоминания о ней.
Повернув в район Мустамара Суюф, я вырвался на центральную улицу Абукир. Увеличивая скорость, я спрашивал себя: «Где же европейки? Где красота? Где слитки золота?» Я взял билет на утренний сеанс в кинотеатр «Метро». В антракте пошел в буфет, пофлиртовал там с какой-то девицей. Потом мы с ней пообедали в ресторане «Омар Хайям» и поспали в ее маленькой квартирке. Вернувшись в пансионат к вечеру, я уже не помнил ее имени.
Здесь царила тишина. Ни в холле, ни в коридоре никого не было. Я принял душ и под струями воды вспомнил прекрасную феллашку. Придя к себе, я попросил чаю, чтобы снова увидеть ее. Я предложил ей плитку шоколада. Она отказалась.
— Но почему же? — настаивал я. — Ведь мы теперь живем одной семьей!
Я с улыбкой смотрел на нее.
— Зухра, скажи, много в деревне таких девушек, как ты?
— Не сосчитать… — она без всякого смущения встретила мой взгляд.
— И все такие же красивые?
Она поблагодарила меня за шоколад и ушла. Боится? Хитрит? Во всяком случае, сейчас она мне не нужна. Она вправе немножко посопротивляться и пококетничать, а я вправе признать, что она очень красива.
Фрикико… не упрекай меня.
Я так пристально рассматривал портрет мадам, висевший на стене, что она рассмеялась.
— Нравится?
И рассказала мне историю своих двух замужеств.
— Скажи, как ты находишь меня теперь?
— Вы так же красивы, как и прежде, — ответил я, глядя на ее жилистые руки и сморщенную кожу, напоминающую рыбью чешую.
— Болезнь преждевременно состарила меня, — смиренно заметила она и без перехода спросила: — Разумно ли ты поступаешь, вкладывая свои деньги в новое дело?
— Думаю, что да.
— А если правительство наложит на него арест?
— Есть гарантированные предприятия.
Мне показалось, что она хочет мне что-то предложить, но колеблется, и я сказал наобум:
— Как было бы прекрасно нам вместе участвовать в каком-нибудь прибыльном деле!
Она взглянула на меня с недоумением и рассмеялась:
— Нам вместе! Ах… пансионат еле-еле оправдывает себя!
К нам присоединился клоун от журналистики. Он был закутан в толстый халат. Я нашел его довольно бодрым, несмотря на его неприятный старческий вид. Не успев еще усесться как следует, он изрек:
— Молодость ищет приключений, старость стремится к стабильности.
Я пожелал ему доброго здоровья.
— Ты приехал в Александрию, чтобы заняться делом?
— Да!
— И ты действительно стремишься к этому?
— Меня тяготит безделье.
— Молодость, безделье и новизна разлагают людей, — продекламировал он.
Однако я не терплю стихов, так же как на терплю тех, кто делает карьеру с помощью аттестатов. Я чувствую в себе превосходство джигита, живущего среди пастухов. А похож я на человека, пытающегося ехать в машине без аккумулятора…
Через холл, направляясь к выходу, прошел молодой человек. Мадам окликнула его и пригласила присоединиться к нам.
— Наш новый жилец, господин Мансур Бахи, — представила она его.
Он — диктор Александрийского радио. Имеет диплом о высшем образовании. У него тонкое, выразительное лицо. Однако ему не хватает мужественности. Он также из пастухов. Когда он ушел, я спросил мадам:
— Он здесь временно или надолго?
— Надолго, дорогой мой. У меня временные не останавливаются.
Вернулась Зухра с сумкой, набитой продуктами. В городе полно женщин, но эта девушка волнует мою кровь.
Фрикико… не упрекай меня.
— Ты наконец влюбился?
— Не знаю… Не любовь и не страсть. Однако она превосходная, девушка… и я хочу жениться…
— Во всяком случае, ты — парень, какого пожелает любая девушка.