Я сопротивлялся, как мог, загонял червячка за пределы сознания, душил его, рвал на куски. Но он не унимался.
После ничем не оправданного отсутствия я превратился в безработного. Меня уволили за прогул. Спасибо Тихону — в погашение долга высчитывал не сто процентов заработка, оставлял на пропитание. Зато гонял в поездки почти ежедневно. То перевезти оборудование по изготовлению фальшивых купюр на новое место, то съездить с Владькой за специальной краской, необходимой для «производства», то просто покататься по Подмосковью.
Теперь гонял я не свой старый «москвич» — сидел за баранкой шикарного «мерседеса».
— Выплатишь должок — подарю машину, — смеялся Тихон, развалившись на заднем сиденье в обнимку с очередной любовницей. — Так и быть, за пользование Любкой брать не стану, можешь считать — расплатился… Вчера подсчитал: осталось тебе вернуть около семидесяти кусков, сто пятьдесят раз прокатиться по моим поручениям… Ерунда!
Я старался помалкивать. Душило предчувствие страшных событии. Что-то должно произойти такое, что сомнет и опрокинет нашу с Любашей жизнь, раздробит ее на мелкие части, и не склеить, не соединить.
И это страшное — пришло, когда мы не ждали.
Любаше разрешили сидеть в постели. Я помогал ей подниматься, учил ходить. Это напоминало игру, веселую, забавную, приносящую нам обоим уйму радости.
Иногда девушка случайно касалась моей груди или бедра. Густо краснела, отдёргивала руку. Стыдно признаться, но эти лёгкие прикосновения туманили мне голову, заставляли сильней биться сердце.
Наверно Люба поняла моё состояние.
— Как себя чувствует твой «хулиган»? — спросила, стыдливо потупившись. — Соскучился? Может быть, поставим его в угол? В больнице — мёртвый час, никто не войдёт…
Она призывно откинула одеяло, пальчики коснулись моей ширинке, видимо, натолкнулись на что-то окаменелое, и испугано отпрянули.
— Если только ты тоже соскучилась… Я бы — с удовольствием… Но тебе нельзя… Лучше давай потерпим, не будем искушать судьбу.
— Конечно, я соскучилась! Ты мне даже по ночам снишься… Иди ко мне. Не нужно раздеваться… Только освободи «хулигана». А я приготовлю «угол».
С трудом я убедил взволнованную девушку не делать глупостей. Заодно погасил в себе страстное желание.
Кажется, она успокоилась, согласилась со мной. Я ошибался — идея заставить меня заняться сексом завладела её сознанием.
В один из осенних дней, когда в прорехи между расступившимися тучами выглянуло нежаркое солнце, я в очередной раз навестил больную. Она нетерпеливо ожидала меня.
— Приступим к тренировке? — предложил я, снимая пиджак.
— Если тебе не трудно… В ответ я наклонился, поцеловал еще бледные губы, обнял девушку за плечи. Случайно коснулся ее груди. Грудь напряглась, по лицу Любаши расплылся румянец… Она хотела меня, я хотел ее… Как и в прошлое посещение, девушка коснулась моей ширинки. И не просто коснулась — решительно опустила молнию, но в трусы не забралась — ограничилась ласковым поглаживанием. Но и это поглаживание по ткани трусов ещё больше возбудило меня.
В конце концов, что преступного в том, что мы сольёмся в единое целое? Где-то я вычитал, что секс благотворно влияет на нервную систему, излечивает множество болезней. Вдруг он и сейчас будет способствовать полному выздоровлению?
Я решительно освободил из заключения свой член. Любаша улыбнулась, легла на спину и раздвинула ноги. Нет, наваливаться на неё я не собираюсь — это слишком опасно для ещё не зажившей раны.
— Повернись спиной!
Девушка подчинилась.
И тут я опомнился. Что же мы делаем? Ведь больница, в любую минуту могут войти.
— Принимайся за дело, Коленька… Господи, до чего же ты сладкий, как я соскучилась по тебе! Почему медлишь? Твой «хулиган» уже готов к употреблению… Я хочу тебя!
— Тебе нельзя… Еще нельзя… Потерпим… Выпишешься — тогда. Могут войти…
Любаша отрицательно покачала головой, все ближе и ближе придвигается ко мне… Её бёдра чуть подрагивают, ягодицы сами собой раздвигаются, освобождая вход в рай.
— Хочу тебя, милый, хочу… Пусть смотрят, пусть завидуют!
Скрипнула дверь… Сестра! Я отпрянул от девушки, убрал в трусы готовый к бою «инструмент». Любаша быстро перевернулась на спину, накинула на себя простынь.
Но это была не сестра…
— Ба, да они решили любовью заняться!
У входа в палату покачивался с носков на пятки вдребезги пьяный Владик. В его руке — направленный на нас пистолет… Вот оно, то страшное, что я предчувствовал!
Любаша обессилено откинулась на подушки. В лице — ни кровинки. Губы накрепко сжаты. Глаза закатились… Обморок?
— Прекрати, Владька! Убери свой дурацкий пистолет… Ей дурно…
— Сейчас вылечу, — пьяно смеялся Владька. — И тебя заодно…
Пистолет плясал в его руке, целясь то в поникшую Любашу, то в меня.
— Но Тихон обещал…
— Не знаю, что обещал тебе Тихон… И знать не желаю… С него спрашивай… Непонятно, почему он так нянчится с вами… Я нянчиться не буду… Приступим к лечению…
Вдруг, неожиданно для нас обоих, Любаша выхватила из-под головы подушку и бросила ее в пьяного. Грянул выстрел… Девушка вскрикнула… Но этого мгновения мне хватило, чтобы наброситься на убийцу и выбить оружие из его рук.
Мы обхватили друг друга руками и ногами, катались по ковру, пинались, царапались. Владька, несмотря на опьянение, был сильней меня… Я очутился на спине, он потянулся за лежащим рядом пистолетом… Сейчас — конец… Любаша убита, теперь — моя очередь…
Я не боялся смерти. Потому что без девушки жизнь не нужна, влачить жалкое существование я не намерен… Пусть стреляет…
Но до пистолета Владька так и не дотянулся. От дверей раздался возглас:
— Что здесь происходит?
Владька подскочил, будто кошка, которой прищемили хвост. Я поднял голову.
В дверях — Вошкин. Как всегда, улыбчивый, надушенный.
— Ты, Серый…
Договорить Владька не успел. Вошкин ударил его по голове рукояткой пистолета, свалил на пол. Так спокойно, будто он занимается этим регулярно несколько раз в день.
Кровь залила пол. Вбежавшие оперативники скрутили неподвижное тело бандита.
— Кажется, я немного переборщил, — растерянно промолвил следователь. — Но другого выхода не было… Так что же у вас делается? — Повернулся он ко мне. — Пришел допросить Серегину… кое-что уточнить… А напоролся на драку… Неужели я убил его?
Не слушая невнятного бормотания Вошкина, я бросился к Любаше. Она лежала навзничь, голова скатилась с подушки… Неужели… мертва?
Палата заполнилась людьми. Невесть, откуда появились милиционеры, врачи, больные из соседних палат… Владьку уж увели… Любашу прикрыли простыней… Не с головой — значит, жива…
2
Целую неделю пришлось вкалывать. Днем, колдуя над вошкинской машиной, ночами — в разъездах по поручениям Тихона. Питался, чем попало и где попало, иногда ограничивался бутербродами с чаем из термоса. Конечно, отощал, не без этого, но ходить домой не хотелось, видеть гневную Ольгу и ее постную мамашу — сплошные мучения.
Внешне — благополучная семья. Муж не пьет, ночует дома, скандалов не слышно — тихо мирно. А что творится внутри — никого не касается. Если Ольга и хотела заварить минискандальчик, без битья посуды, но с под заборными оскорблениям, то для этого были необходимы два условия: виновник и зрители. Зритель — теща — всегда в готовности, а виновника нет. А поздними вечерами, когда «объект» появляется, спит «зритель».
Наступило утро субботы. В этот день по традиции — обед у родителей. Не пойти — обидеть. Мать-то простит, а вот батя…
— Куда пойдешь: к родителям или снова… к этой…
С помощью соседок и подруг Ольга все узнала о моей «подпольной» жизни, кроме разве что сложных отношений с Тихоном. Ей сообщили о наличии некой «мамзели», с которой муж находился в бегах. Она осведомлена, что эта самая «мамзель» болеет и лежит в больнице… Короче, Ольга до такой степени насыщена всевозможной информацией, что избыток «выпадает в осадок».