Сорель уставился в стену перед собой.
— …и тогда настает черед отца. А как же! Кто же еще замнет все эти неприятности, вытащит Вальтера из тюрьмы и будет платить, платить, платить — за все! Нормальному человеку не под силу представить в каком положении из-за этого негодяя оказывался его отец — сколько раз тот уже мысленно ставил крест на своей работе и карьере! Сам он, отец, надеется еще, что никому ничего не известно, а на самом деле об этом знают многие, господин Сорель, очень многие. Они его, беднягу, жалеют, делают вид, будто ничего не видят и не слышат, оберегают его, как могут, но наступит момент, когда это им больше не удастся. И тогда этому человеку придет конец, он и сейчас уже человек почти что конченый… а все из-за Вальтера, этого говнюка! Выглядит он великолепно, очень неглуп, хорошо учился — но человек он совершенно аморальный, «капитально» аморальный, как выразился один из его приятелей. M-да, вот как обстоят дела у этого господина. Пригодится вам это? Вы как будто сказали мне сегодня утром по телефону, что судьба этого человека вас заботит…
— Так оно и есть, — подтвердил Сорель. — То, что вы мне рассказали, для меня очень важно. Однако помочь ему я вряд ли смогу…
— В каком паскудном мире мы живем, а? Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Если вам что-нибудь еще понадобится, сразу звоните мне, господин Сорель! Никогда не забуду, что вы для меня тогда сделали!
— Но ведь это само собой разумелось. Всего хорошего, господин Маске!
— Вам тоже, господин Сорель!
«Ни одно доброе дело не остается безнаказанным», — подумал Филипп, положив трубку.
В дверь номера постучали, и не успел еще Филипп крикнуть «Войдите!», как в комнату ворвался Ратоф и поспешил к нему с протянутой рукой.
— Я хотел попрощаться с тобой, — сказал косоротый. — Завтра лечу обратно во Франкфурт. Спасибо за все, ты действительно первый из лучших. Я благодарю тебя также от имени «Дельфи». То, что ты сделал, — это высший пилотаж, нет, правда, я абсолютно честно, — Ратоф похлопал его по плечу. — Когда ты возвращаешься в Женеву? Каким рейсом?
— Почему… в Женеву? Разве не в Эттлинген?
— Зачем?
— Что значит «зачем»? Мне ведь нужно заново оснастить вычислительный центр, привести его в рабочее состояние.
— Нет! — сказал как отрезал лысый толстяк.
— Что «нет»?
— Нет, это сделают другие люди, твои ученики, которых ты воспитал в «Дельфи». Все указания на этот счет уже получены. И работа уже началась.
Сорель отступил от него на два шага.
— То есть это поручили не мне?
— Я ведь уже сказал, что нет. Нет, абсолютно честно, Филипп, твоих заслуг у тебя никто не отнимает, но ты еще не забыл, что к деятельности фирмы и к ее установкам ты допуска не имеешь? Разве что произойдет очередной несчастный случай с вирусом.
Филипп сел на один из диванчиков.
— А ты как думал? Что этот твой успех заставит всех нас махнуть рукой на то, что было? Ты меня просто смешишь приятель, нет, честное слово!
— Я… — начал Филипп.
Однако косоротый перебил его.
— Ты ближайшим рейсом вернешься в Женеву! И останешься в Женеве! Будешь в нашем полном распоряжении! Как сказано в договоре. Пять лет. Будешь выступать с докладами, получать от нас оговоренную сумму, а в остальном — шабаш! Нет, честное слово, Филипп, я тебя не понимаю. Я-то думал, ты рад-радехонек, что можешь так быстро вернуться в Женеву.
— Это почему же?
— Ну, знаешь, мир слухами полнится. Она, наверное, райская птичка, если ты так в нее втюрился. Проснулся, наконец, да? Ну, лучше, как говорится, поздно… Я тебя поздравляю и желаю тебе и ей, хотя я ей пока что не представлен, твоей прекрасной леди, большого-пребольшого счастья! Узнай, когда ближайший самолет в Женеву — и, хлоп, прямо к ней в гнездышко!
— Дональд!
— Да, Филипп?
— А ну, выматывайся отсюда, да поскорее, а то я тебе в морду дам!
— Послушай, это уже слишком, нет, правда!
— Скройся! — очень тихо сказал Филипп. — Увидимся после очередной катастрофы!
10
После ухода Ратофа Филипп на лифте спустился в ресторан, где было очень мало посетителей. Он не мог заставить себя не думать о том, почему «Дельфи» так торопится отправить его обратно в Женеву. Ел он без аппетита. Когда ему подали десерт, ему вспомнился криминальоберрат Гюнтер Паркер. «Между нами существует прочная связь, — подумал он, — и за это мы должны благодарить наших сыновей: мы с ним товарищи по несчастью. Его Вальтер и мой Ким — два сапога пара, они друг друга стоят». Подписав счет, он поднялся к себе в номер. Еще в коридоре он услышал, что у него зазвонил телефон.