— Пожалуйста. — Вадим уселся в антикварное кресло напротив нее. — О чем поговорим?
— А сам ты не можешь придумать, о чем говорить со своей женой?
Вадим задумался.
— Что–то ничего в голову не идет.
— Мне уже неудобно перед бабушкой. Она боится зайти в нашу комнату.
— Ну и что? В конце концов мы муж и жена. Я не имею ничего против, чтобы она не заходила в нашу комнату. У нее есть своя.
— Ты пока что живешь в ее доме, — сказала Марина.
— Ну, я так и знал. — Вадим встал. — Я пойду.
— Нет. Давай уж поговорим.
— Очень интересно. — Вадим уселся обратно, уставившись на нее с преувеличенным вниманием. — Я слушаю.
— Что ты думаешь о своем будущем?
— У меня прекрасное будущее.
— Не уверена. Твой станкостроительный — это, конечно, очень хорошо, но чем ты собираешься кормить семью? Мы, конечно, не бедные, и пока мы в институте, нам помогут, но потом?..
— Что потом? — засмеялся Вадим.
— Ты что думаешь, твои сто двадцать…
— Я ничего не думаю, что ты взъелась?!
— Очень плохо, что не думаешь, — Марина повысила тон. — Иногда надо думать, не только трахаться.
— Я пойду. — Вадим встал. Марина вскочила, преградив ему дорогу.
— Ты что, совсем идиот, так и сгниешь в каком–нибудь КБ. Ты как хочешь, но меня это не устраивает! Вадик, пойми, ну надо же иметь хоть каплю честолюбия!..
— Иди ты!.. — огрызнулся Вадим.
Она вцепилась в его рубашку и перешла на визг.
— Как тебе не стыдно, взрослый мужик на содержании тестя! Твои папа и мама ни копейки, никогда, будто их не существует!..
— Не трогай мою мать! — Вадимом овладело бешенство. Он швырнул ее на диван, склонился над ней и с искаженным злобой лицом повторял: — Не трогай, не трогай мою мать! Сука, не трогай мою мать!..
— Ты сволочь, и родители твои сволочи! — закричала ему в лицо Марина.
Он несколько раз ударил ее по лицу. Марина закрывалась руками, кричала:
— Подонки, мразь, подонки! Семья подонков!
Зазвонил телефон. Вадим дрожащей рукой схватил трубку.
— Да, я… — задыхаясь, проговорил он. — Саша, да, я тебе перезвоню… Я перезвоню… Да, ты позвони!.. Потом…
Он бросил трубку и повернулся к Марине. Она плакала, съежившись на диване. В дверях стояла бабушка.
— Молодой человек, выйдите вон, — сказала старуха и указала на дверь.
Был теплый майский вечер. Они бродили по городу.
— Что сказал Вадим?
— Потом позвонит. Что–то у него там…
Сидели на лавочке в темном сквере. Молча смотрели на проходивших мимо людей. Загорались фонари. Красными пятнами мелькали автомобили.
Саша сказал:
— Пойдем?
— Куда?
— Не знаю. Пойдем ко мне. Чаю попьем. Ты же не была, у меня хорошие родители.
— Я не сомневаюсь, — сказала Маша.
— Только ты им не говори ничего. Не поймут.
Пили наливку. Через трубочку наливку откачивали из тридцатилитровой бутыли, установленной на полу, и уже из кувшина разливали по чашкам. Отец Саши сидел в одной майке, положив руки на кухонный стол, крытый клеенкой. Мать, в ситцевом халатике, смеялась, и вино чуть–чуть выплеснулось из ее чашки.
Отец говорил тост:
— …И я думаю, жить вы будете хорошо. Все женятся, ругаются, а зачем?..
— Зачем женятся? — удивилась мать.
— Тьфу, черт, зачем ругаются, я говорю!.. Да что вы смеетесь, уж и оговориться нельзя… — Но отец и сам смеялся, и вино в его чашке ходило ходуном. — Я же вижу, какая хорошая девочка. Губа не дура, Сашка… Я красивых женщин за километр вижу…
— Ах ты!.. — мать, улыбаясь, показала ему кулак. — Нет, мы не выпьем! Маша, девочка, имейте в виду, он если уж заговорит, то потом…
— Что заговорит? У меня, собственно, все. — Отец оглядел стол. — Будьте счастливы… — Он задумался.
— Вы ведь такие хорошие, молодые… — вставила мать.
— Рожайте детей… — продолжил отец, не слыша ее. — Насчет детей не бойтесь, двоих как минимум. Я, например, до сих пор не могу простить, что у меня только один…
— Отец, — Саша поднял чашку, — мы все поняли. Спасибо. Давайте выпьем наконец…
— Да, давайте!.. — подхватила Маша.
В тишине пили вино. На экране маленького телевизора появился портрет немолодого человека в траурной рамке.
— Кто умер? — поинтересовалась мать. — Сделайте звук.
Включили звук. Говорил диктор: «…На ответственных постах, которые доверяла ему партия и правительство, Иван Николаевич Сидоров проявил себя как…»
— Кто такой Сидоров? — сощурился отец.
— А кто его знает… — сказал Саша.