Вокзал
Время
«Устала, — подумала Даша. — И рука болит. — Она затянулась. — Не буду дышать. Умру. Прямо сейчас». Даша крепко сжала зубы.
— Пусти! — возмутился запертый во рту туман.
— Не пущу. Если ты уйдешь, то у меня никого больше здесь не останется.
— А зачем тебе кто-то здесь, если ты едешь туда?
— Чтобы мне отсюда слали открытки.
— Я не умею писать.
— Ты можешь слать открытки без надписей.
Туман задумался.
— Но у тебя есть мама, и папа, и Настя, — напомнил он.
— Это другое, — возразила Даша.
— Подружки.
— Пф!
— А Дима?
— Дима там, а не тут.
— Точно.
— В том-то и дело. Дима там, а не тут.
Туман еще раз задумался.
— Я понял! У тебя есть ты сама.
— Это не то же самое!
— Не то же самое? — переспросил туман.
— Совсем другая штука.
— Ну и иди тогда на хрен! Дура.
— Повежливее!
— А то что? — туман поерзал на Дашиных деснах. — Съешь меня?
— Вот именно! Съем тебя!
— Вот так прям и съешь?
Даша кивнула:
— Так прям и съем.
Туман усмехнулся:
— Не съешь.
— Почему это?
— Кишка тонка.
— Ах, кишка тонка! Ну хорошо, тогда считаю. Раз… два…
— Ладно, ладно! Сдаюсь. Извини.
Даша и туман помолчали.
— Пусти меня, пожалуйста. Я хочу посмотреть, какие там звезды, и как луна под землю закатывается, и как деревья пахнут.
— Что тебе там делать? Я тебя выпущу — и ты исчезнешь. А так я не открою рот до самой своей смерти — обещаю! — и мы всегда будем рядом.
— Да, — согласился туман, — но разве ж это жизнь? Только и делать, что сидеть и мучиться. Не радоваться, не грустить, не принимать никаких решений. Разве ж это жизнь?
— Ты ведь распадешься на кучу крошечных туманчиков. Миллион! И все — пуф, как не было.
Они снова помолчали.
— Даш.
— А?
— А говорят, что бывает страна, где всегда туманы. Правда?
— Англия.
— Ты там была?
— Была. С родителями.
— А я вот не был, — разочарованно вздохнул туман. — Даша, пусти меня, пожалуйста. Я хочу к птицам и автобусам. Пусти меня.
— Уверен?
— На сто процентов.
Даша помолчала.
— Но подожди, ты же…
Но тут Даша закашлялась — и туман пулей выскочил в окно. Она даже не успела заметить, как так вышло.
Даша выкинула сигарету, плотно закрыла окно (вся комната промерзла и просигаретилась). Она испытывала какое-то новое чувство, которого толком не понимала, понимала только, что нужно попробовать заснуть. Забравшись под одеяло, Даша шепотом, как мантру, повторила в сто сорок девятый раз:
— Все будет хорошо.
И впервые поверила в свои слова.
Глава 17
Настя
В комнату тихо постучались.
— Даш, ты спишь?
Дверь приоткрылась, и внутрь проскользнула Настя, чуть напуганная и в серо-голубой пижаме.
— Мне стало страшно и захотелось к тебе. Можно?
Голос у Насти был необыкновенный. Детский, нежный, но страшно строгий; будто бы что она ни скажет — все правда, даже если она, например, скажет, что ее математичка злобная мегера. Даша подвинулась на кровати.
— Ты чего? Что-то приснилось?
— Да.
Настя забралась к сестре под бок и сложилась в треугольник.
— Мне приснилось, что я лечу в космос и встречаю там инопланетян.
— Пятки ледяные!
— Потому что у тебя холодно, — объяснила Настя. — Слушай. Сначала инопланетяне показывали мне Марс, а потом заперли в марсианском дворце. Сказали, что не выпустят, пока я не научу их делению. А я ни фига не понимаю в делении, потому что Мария Николаевна — дура.
— Не ругайся.
— Прости. Смысл в том, что они меня не выпускали десять лет, а когда все-таки выпустили, я уже была старой, сморщенной какашкой.
Настя накрылась одеялом и потянула Дашу к себе. Ногами она теребила Дашины коленки, а моргала так часто, что Даше захотелось чихнуть.
— Даш.
— Чего?
— А я не хочу спать.
— Нужно. Уже поздно.
— А ты привезешь мне из Грузии чурчхелу?
«Черт! — осенило Дашу. — Ни разу за всю ночь не подумала о чурчхеле. Обо всем подумала, о Диме подумала, о музыке подумала, о войне подумала, а о чурчхеле не подумала. А там же должна быть офигительная чурчхела. Вишневая чурчхела. И еще какая-нибудь чурчхела. Класс! Хочу чурчхелу».
— Привезешь?
— А тебе какую хочется?
— Не знаю. Чурчхелу. Не забудешь?
В детстве, много-много лет назад, когда папа целыми днями работал, а мама куда-то пропадала, у Даши была няня. Няня плохо говорила по-русски, была очень толстой и доброй. Когда Даша вела себя плохо, она качала головой и выдыхала из себя весь воздух — это могло длиться по несколько минут. А когда Даша вела себя хорошо, няня улыбалась и называла ее «ты ж моя сладкая хурыма».