— Насть, — Даша опустила голову на голову сестры. — Ты моя сладкая хурыма.
— А что такое хурыма?
— Это ты.
Настя кивнула под одеялом. «Правда ледяные пятки, — подумала Даша. — У меня сестра ледышка».
— А ты пахнешь сигаретами, — вдруг заявила Настя. — Ты курила?
— Нет.
— Точно курила.
— Спи давай.
Настя засопела очень скоро. Они лежали обнявшись, и Даша чувствовала, что поступает правильно. «Я тебя люблю», — сказала она про себя и хотела поцеловать сестру, но Настя во сне пихнула ее в бок. Боль была адская.
Глава 18
Рассвет
«Нет, ну сейчас засыпать — это совсем идиотизм», — думала Даша, стараясь держать глаза открытыми. Она хотела посмотреть, который час, но для этого пришлось бы взять телефон на тумбочке, а значит, потревожить Настю; тревожить этого зверька было не только бесчеловечно, но и опасно. Поэтому Даша лишний раз не двигалась.
«Вот я дышу — и слышу свое дыхание. Вот сердце стучит. А вот Настины пятки. Наверное, сейчас пять-шесть часов. Подъем в шесть тридцать. Значит, спать около часа. Ну максимум полтора». За окном уже было не совсем темно — скорее серо; все было видно как сквозь дымку. Солнце медленно поднималось над ветками тимирязевских деревьев. Сороки ни у кого не воровали, а только стрекотали, да и то как-то особенно мелодично. Дашины глаза слипались, тело расслабилось и превратилось в лепешку, а мысли… «О чем бы еще подумать?.. О чем я сегодня не думала?» Но Даша уже подумала обо всем. И прежде чем успела сообразить, что происходит, за двадцать три минуты до подъема наконец заснула.
Такой вот получился портрет, дорогой читатель. Даже совмещенный с пейзажем. Хорошая работа, обстоятельная. Мы вгляделись портретируемой в душу и столько всего обнаружили, что даже страшно сказать. Внешность ее, правда, описана недостаточно конкретно. Но ведь это сделано с умыслом: внешность в портрете — дело третьестепенной важности. Мысли, идейная глубина — вот что завораживает истинных художников: Сурикова, Репина, Кипренского.
Потом, связности сюжета недостает. Но какой, прости господи, сюжет в портрете? Это же портрет, а не «Оборона Севастополя».
Ну что еще? Скажут: «Даша Наумова — это девушка частная, то есть не тип, не часто встречающееся явление. Зачем нам про нее читать? Разве перед кем-то в наш просвещенный век встают эти проблемы? Неужели сейчас кто-то действительно так думает, так чувствует, так мыслит?» Да, это удар не в бровь, а в глаз. Но дайте художнику право на выдумку! А то в наш просвещенный век в России все так хорошо, что даже не о чем писать.
Что-что? Вы все еще недовольны? Чересчур расплывчато? Нет четкости картины? Ну конечно, расплывчато! Конечно, нет четкости! Ведь Даша всю ночь валялась без очков. А у нее, между прочим, минус три!
Лесная. Акварель
Слесарь — Толя, Майлз — Дэвис
Стоило маленькой девочке Нине уехать на каникулы с прабабушкой в Ташкент, как ее папа — автослесарь Толя — совсем раскис и растерялся. Он заперся в своей квартире и решил никому не открывать — будь за дверью хоть президент России, хоть сам индийский царь Ашока. Поднималось солнце, было утро, и в многоквартирном доме на Лесной, хлопая дверьми и звоня звонками, лениво просыпалась жизнь.
Вот уже много лет изо дня в день Толя вставал на десять минут раньше, чтобы приготовить Нине бутерброды. Потом он отводил ее в школу — а до того вез на машине в детский сад, — чтобы, скинув ребенка на чужие руки, приехать на работу в свой гараж. Там он сидел до вечера, а после забирал Нину домой, готовил ей сосиски, или пельмени, или что придется и читал сказку перед сном. Нина никогда не дослушивала до конца и почти сразу засыпала. Автослесарь Толя тоже засыпал — только чуть позже, дочитав. Назавтра Толя вставал на десять минут раньше, чтобы приготовить Нине бутерброды. И так случалось каждый день. Толя жил с дочкой Ниной, а Нина жила с папой Толей. И было им обоим очень хорошо. И думать времени не оставалось.
Как только Нина уехала, автослесарь Толя, проснувшись, как обычно, на десять минут раньше, понял, что бутерброды ему готовить некому. А значит, и некого отвозить в школу, и некого из школы забирать — и сказки перед сном прочесть можно будет разве что самому себе. Настроение у него было не то чтобы плохое, но какое-то несобранное, тоскливое, совершенно нерабочее. Так что и на работу Толя решил сегодня не идти. Не хотелось вставать с постели, ни с кем общаться тоже не хотелось, вообще ничего почему-то не хотелось. Хотелось лежать, прикрыв глаза и глядя в потолок. По потолку вразвалку брела муха.