— Любимый! Нам еще полночи гулять. У тебя телефон совсем вырубился?
— Совсем. А у тебя?
— Конечно, днем еще. Давай так — пойдем куда глаза глядят, а как только увидим где-нибудь теплое место, сразу туда зайдем. Хорошо?
— Угу.
— Миленький, ну чего ты!
— Все хорошо.
— Тогда поцалунок! В щечку!
Беатриче обвила его шею и горячо поцеловала. Вокруг, будто узор от тающей снежинки, растеклось тепло. У Вани подкосились ноги. Любимая прижалась к нему вплотную — и в это чудеснейшее из мгновений кровь прилила к совсем другой части его тела, той, для которой приличного названия не существует, хотя ничего пошлого или грубого в ней нет; двое влюбленных называли ее просто: «часть», — часть собрала все сохранившееся Ванино тепло, и этого тепла хватило, чтобы Беатриче почувствовала ее сквозь пуховик.
— А это что такое? — игриво спросила она.
Ваня нахмурился. Несмотря на некоторую инфантильность, присущую студентам из Европы, его любимая прекрасно знала, что это такое.
— Кто у нас проснулся!
Как при чтении Гомера Ваня, не отрываясь, следил за росписью Ахиллова щита, так и сейчас, наблюдая движения тонкой женской кисти, он не дрогнул. Слегка перебирая пальцами, Беатриче провела рукой по лацканам его пиджака, спускаясь вдоль рубашки, обвела каждую пуговку отдельно, чуть сжала поясницу и добралась до Ваниной спины. «Мурашки, — тупо подумал Ваня, — говорят о том, что я живой». Любимая водила руками по его телу туда-сюда, пока наконец не набрела на часть, а добравшись до нее, руку не убрала, а прижала еще сильнее. На минуту Ваня забыл обо всем на свете. О стихах, литературе, холоде, кино, о том, что дома у него полный холодильник (родители вчера были в магазине), о долгосрочных планах, работе и учебе, о самом насущном и до смеха несущественном, — короче, обо всем Ваня забыл, вообще обо всем, можно даже сказать, что он забылся. Но стоило сладостному наваждению исчезнуть, как мгновенно явилось другое, гораздо более ощутимое. Ваня взглянул в почерневшие глаза любимой и понял — холодно на улице или горячо, а им надо целоваться.
Беатриче обжигающе лизнула шею Данта, отошла на пару шагов в сторону заправки и одним движением сорвала с себя абсолютно всю одежду.
Василий К. вышел на работу чуть раньше обычного. Вместо того чтобы сразу идти в офис, он решил на этот раз по дороге заглянуть в цветочный — и выбрать красивый розовый букет возлюбленной из отдела маркетинга и продаж. Возлюбленную звали Ленкой, у Ленки были красивые ноги и прозрачная блузка. И хотя ее строгость не позволяла К. предпринять решительных действий уже не первый месяц, сегодня он почувствовал: сейчас или никогда.
Именно эти мысли крутились в его голове, когда ранним утром тринадцатого января он споткнулся обо что-то на Огородном проезде. Он взглянул себе под ноги и пискнул (совсем как девчонка). На асфальте лежал заледеневший труп молодого парня. Одежда мерзлыми комками валялась около него — и, если не считать свисающего с левой ноги белья, мальчик был совершенно голым. Но что еще больше поразило К. — это огромный, действительно внушающих размеров член, тянувшийся навроде стрелки ко второму трупу, которого К. поначалу не заметил. Голая девушка, бледной кожи которой успела коснуться, в отличие от парня, смерть, лежала, распростав ноги так широко, что это показалось К. даже немного поэтичным. На устах ее догорала улыбка сладостного ожидания.
Василий К. перекрестился. «Жизнь коротка, — подумал он, — а значит, Бог посылает мне сигнал. Времени мало!» Он выбрал две самые печальные розы из своего роскошного букета и положил на холодный асфальт, прямо между двух возлюбленных. Выдержав благоговейную паузу, К. тяжело вздохнул и поспешил на работу — звать замуж Ленку из отдела маркетинга и продаж.
Март. Инфаркт
Бог знает, сколько нужно сил, чтобы весь день, с самого раннего утра, ждать поздней ночи. Ваня терпел проснувшись, терпел, читая Пастернака; в первой половине дня и во второй, осмысленно и краешком сознания. Наконец, ближе к двенадцати часам, семейные стали отходить ко сну.
Первым в его комнату постучался папа. Рассеянно глядя на сына, он очень строго произнес:
— Доброй ночи.
Но Ваня не растерялся. Он собрал всю свою натренированную волю и так уверенно, как только смог, ответил:
— Доброй!
Затем зашла Ванина мама. Она заглянула в его ноутбук (Ваня знал за ней эту привычку) и нежно улыбнулась.