Ее тянуло сказать, что такой результат, когда человека подвергают мучениям: что после расставания с ним она потеряла аппетит и вкус к жизни. Однако аромат, исходящий от Джеймса, так живо и интимно ее разволновал, что она не смогла бы произнести такой длинный ответ.
Вместо тою она проворчала:
– Худые женщины в моде.
– И быть модной важно. – Джеймс схватил собаку и, несмотря на сопротивление, посадил ее в ванночку, затем начал пригоршнями обливать водой. – Поразительно, как ты снизошла до такой грязной собаки, без родословной и вообще. Зачем привезла ее к отцу? Потому что Роберт отдал бы Богу душу скорее, чем пошел бы с ней погулять?
Нет, положительно она глупа, раз допустила, пусть на миг, мысль о том, что Джеймс избавился от своих предрассудков и понял: все, что ему нужно и чего он хотел в жизни, – здесь, включая его отца и Мелоди. В душе нарастал гнев: разве это возможно – все время впустую надеяться на чудо? Ожидать его от человека, который с самого начала объявил, что никому из них не доверяет?
– Может быть, тебя это и поразило, Джеймс, но отсутствие родословной у Мэтти не имеет никакого отношения к ее появлению здесь. Зато в результате бедное старое сердце Сета получило утешение. Между прочим, хотя это совершенно не твое дело, Роберта я не видела уже с месяц.
Несомненно удивившись горячности, с какой говорила Мелоди, Джеймс притих.
– Значит ли это, что его больше нет в твоей жизни?
– Нет. Он всегда будет частью моей жизни. Просто так получилось, что он сейчас в отпуске.
– Ясно. Видимо, это предопределяет ответ на следующий вопрос.
– И какой же это вопрос?
Джеймс улыбнулся, но ямочек на щеках не появилось.
– Определила ли ты, насколько это подходящий для тебя поклонник и стоит ли за него держаться? – Джеймс, – сказала она раздраженно, – я коллекционирую старинные наряды, но не поклонников. Роберт – мой друг и всегда останется только им. Но просто, чтобы была ясность раз и навсегда, скажу: если дело касается отношений – с людьми ли, с животными ли, – я ищу способных чувствовать, честных, а вовсе не подходящих. Родословная человека интересует меня не больше, чем происхождение Мэтти. Что действительно важно для меня, так это способность любить и быть любимой. – Мелоди остановилась и покачала головой. – Но ты такой сноб, Джеймс, что, вероятно, все это тебе совершенно недоступно.
– Это я сноб? – Он сел на корточки и разразился хохотом во все горло.
– Да, – ответила Мелоди, втирая шампунь в шерсть собаки. – С первой минуты нашего знакомства ты отказывался видеть дальше своего носа. Ты смотрел на меня свысока, критиковал и пытался заставить меня чувствовать себя неполноценной из-за того, что от меня не зависит, например, из-за факта моего рождения в богатой семье. И ты продолжаешь заниматься все тем же. Однако я внезапно поняла, что устала от этого. Ты становишься скучным, Джеймс.
– Я вернулся сюда, чтобы помириться с тобой! – взревел он. – Разве так ведет себя мужчина, если стремится лишь выискивать недостатки в женщине?
– Если это все. чего ты хочешь, то можешь смело уезжать снова. Я жду гораздо большего.
– О чем еще, по-твоему, надо кричать в полный голос?
Мелоди покачала головой.
– Если я должна по слогам подсказывать тебе, то в этом не г никакого смысла, тут говорить не о чем.
– Ну ладно, Мелоди, черт возьми, я стараюсь, как могу. Помоги мне хоть немного.
– Нет, – заявила она, надеясь, что ей не придется сожалеть об этом отчаянном сопротивлении у последнего окопа. – Я отдала тебе больше, чем любому другому мужчине, и я бы продолжала делать это, пока живу. Но ты был прав, Джеймс, когда сказал, что плохо, если только один из двоих старается идти навстречу. Поэтому боюсь, тебе придется искать где-то еще то, ради чего ты вернулся сюда.
– Я вернулся ради тебя. – Он вырвал у нее из руки флакон с шампунем и зашвырнул его в другой конец садика. – Черт бы побрал, я вернулся, потому что не мог перестать думать о тебе и потому что сожалел: может быть, ты несчастна без меня.
– Прошу тебя, избавь меня от благотворительности, – холодно прозвучал ее голос. – Я ей рада не больше, чем был рад твой отец, когда я попыталась заставить его глотать ее насильно.
Джеймс пустил трелью цепочку слов, которых никогда не слыхивали в избранном обществе. Мелоди выслушала их невозмутимо.
Затем он спросил.
– Ну хорошо. Что я должен делать?
– Подумай сам, – услышал он в ответ.
– Ладно, – вздохнул Джеймс и посмотрел через плечо, словно ожидая, что увидит свешивающуюся с ивы петлю. – Давай поженимся.
Сердце Мелоди замерло почти до полной остановки, но ей удалось сохранить внешнее спокойствие.
– Нет, спасибо, – вежливо ответила она.
– Почему?
– Подумай сам и об этом.
– Ты играешь моим терпением, о женщина! Он снова растаптывал ее сердце. В который раз?
– Какая неосмотрительность с моей стороны.
– Ты знаешь, Мелоди, – заявил он, стряхнув с руки клочья пены, которые не замедлили взлететь и опуститься ему на рубашку. – Тебе не идет саркастический тон. Ты знаешь, что я хочу сказать. Почему же для тебя так важно, чтобы я нашел правильные слова?
– Потому что я не поверю в их правдивость, пока ты не найдешь в себе мужества произнести их. Он снова чертыхнулся.
– Но я же здесь, разве не так?
– Этого недостаточно, Джеймс.
Мелоди собрала в горсть клочья собачьей шерсти вместе с мыльной пеной, ухватилась за края ванночки и начала ее приподнимать.
– Что это ты собралась делать?
– Надо бы водрузить тебе этот сосуд на голову, но вместо того я просто вылью из него воду, налью чистой, сполосну собаку и поеду домой.
– Черт возьми! Дай-ка эту штуку мне. Ты что, пытаешься доказать, будто я совершенный болван и позволю женщине поднимать вещь чуть не с большим весом, чем она сама?
– Нет. Хочу доказать, что я не белоручка, не боюсь никакой черной работы.
Джеймс прекратил буйствовать, чтобы бросить пристальный взгляд на нее.
– У тебя не только руки черные теперь. На лице у тебя полоска грязи, и твой костюм никогда уже не будет выглядеть как новый. – Неуверенная улыбка смягчила выражение его лица. – Разве вы немного не переросли возраст, когда дети возятся в грязи, миледи?
– Мне наплевать.
– А мне нет, – мягко сказал он, протянул руку и коснулся Мелоди.
– Оставь, пожалуйста, – отклонилась она.
– Почему, Мелоди?
– Потому что, – срывающимся голосом произнесла она, – я тебе не доверяю.
– Я этого боялся. – Он посмотрел в сторону. – Скажи мне, Мелоди, как завоевать твое доверие?
Джеймс не знал, как ей хотелось уступить его просьбе. Однако она зашла слишком далеко, чтобы отступать назад. Она не может больше подсказывать ему ответы. Он сам должен ощутить острую потребность в них, чтобы обрести их при помощи собственных сил.
Мэтти выбрала этот момент, чтобы напомнить им, что ее искупали только наполовину. Она встряхнулась и обдала обоих грязной водой и клочьями шерсти.
Джеймс моментально ухватился за происшествие, производя отвлекающий маневр.
– О, замечательно! Теперь мы вымокли больше, чем собака. – Он скорчил гримасу и вытер ладонью лицо. – Отправляйся домой, Мелоди, надень что-нибудь сухое, а я, с твоего позволения, закончу здесь.
Итак, она не услышала ни обещания позвонить, ни вопроса относительно возможности продолжить прерванный разговор в следующий раз Право, он ухватился за первый попавшийся предлог, чтобы сменить тему, и это заставило ее усомниться в намерении Джеймса восстановить их отношения, запалить нанесенный ущерб.
Сомнения умножились, когда прошло несколько дней, а Джеймс даже не подал голоса. Но затем утром в четверг, как раз перед открытием магазинов Торгового ряда, в бутик Мелоди посыльный доставил две дюжины розовых роз – на этот раз от Джеймса.
Появление цветов вызвало фурор. Через пару секунд владельцы других магазинов, бросив дела, собрались у нее – От кого они? – поинтересовалась Ариадна.