— Тогда оставайся здесь! Поможешь мне!
На кузнечном прессе нужно было заменить клапан — ремонт довольно сложный. Но работа у нас спорилась: мы все закончили к завтраку.
Когда гул машин стих, мы пошли в комнату отдыха кузнечного цеха.
— Георг, меня призывают!
— Знаю.
— Что ты знаешь?
— Что тебя призывают на военную службу.
— От кого ты узнал? — удивился я.
— От руководства на производственном совещании перед началом смены.
— А остальные тоже знают?
— Разумеется. О призыве в Народную армию говорят все. Ведь призывают не только тебя. Многие молодые рабочие получили повестки.
Комната отдыха постепенно наполнялась слесарями, кузнецами и грузчиками. Гул усилился. Я сидел на скамье, жевал бутерброды, которые мне всегда готовила сестра Анна, и переживал ответ Георга, ответ, казавшийся мне верхом равнодушия. Неужели ему безразличен мой уход?
Мои мысли прервал Кезебир, легкомысленный малый, которого я недолюбливал. Он бросил жену и двоих детей, а сам — тогда это было возможно — сбежал в западную зону, где несколько раз менял работу. Потом, раскаявшись, вернулся на родину. Придя на завод, Кезебир обо всем этом рассказал руководству. С тех пор он работает слесарем в нашей бригаде, и у нас из-за него много неприятностей. Вчера он пришел на работу в нетрезвом виде, и Георгу пришлось отправить его домой. А сейчас этот самый Кезебир повернулся ко мне и с ухмылкой сказал:
— Ну, юноша, достанется тебе!..
— Оставь меня в покое! — ответил я.
Но Кезебир продолжал смотреть на меня и смеяться.
Тогда я стал разглядывать его рот, напоминающий темную дыру, с несколькими пожелтевшими зубами. У него все было каким-то желтоватым: и морщинистое лицо, и костлявые руки, и лохматые усы.
— Да, да, — не успокаивался Кезебир, — муштра пойдет нынешней молодежи на пользу! Скоро вам выправят кривые ноги!
Подошел Георг.
— Коллега Кезебир, скажи, когда ты бросишь пить? — вмешался он в разговор. — Еще один такой выход на работу, как вчера, и мы выставим тебя за ворота!
Этого Кезебир боялся. Он не хотел уходить из нашей бригады: она была образцовой, и все неплохо зарабатывали. Да и вряд ли его взяли бы в какой-либо другой цех: о нем везде шла дурная слава. Кезебир сразу же переменил тон:
— Ну-ну, шеф, не расходись! Очень хорошо, что современную молодежь научат дисциплине.
Я не обращал на Кезебира внимания и продолжал есть бутерброды. Когда же он, наконец, отошел от нас, Георг спросил:
— Скажи, Фред, ты хочешь быть солдатом?
Я пожал плечами, так как не знал, что ответить. Если бы не долг, я вряд ли пошел бы в армию. Да и зачем? Работой своей я был доволен. Ведь от нашей слесарной работы зависит, будут ли работать машины, выполнят ли товарищи нормы. Заработок у меня приличный. Так рассуждал я в то время.
— Ну, да… — нерешительно ответил я.
— Что значит «ну, да»?
Настойчивость Георга была мне неприятна. Конечно, я не хотел идти в армию еще и потому, что не имел желания расставаться с Анжелой.
Я собирался жениться на Анжеле. Кроме того, я хотел вступить в строительный кооператив, чтобы со временем получить квартиру. Собирался поступить в заводскую вечернюю школу.
— Значит, ты не хочешь быть солдатом?
— Что меня особенно тянет в армию, что я рвусь туда, этого утверждать не могу.
— Это видно, — отрезал Георг.
— И ты удивлен?
— Нисколько. Тем более, что у тебя все распланировано. Ты наверняка скопишь деньги и на телевизор, и на мотоцикл, нет, он у тебя есть. Ну, скажем, на машину. Вдруг бах! Вмешивается Народная армия и ломает все твои планы.
— Но ведь я работаю!
— Это верно.
— Разве этого мало?
— Конечно мало. Особенно для такого молодого, здорового и сильного парня, как ты!
— Ах!.. — воскликнул я и махнул рукой. — Ты говоришь со мной так только потому, что состоишь в партии.
— Таких глупостей, Фред, я, откровенно говоря, от тебя не ожидал. И твоя желчность мне неприятна.
— А ты, Георг, разве по доброй воле пошел в солдаты? Ведь ты сам иногда ругал военную службу!
— Ругал, парень, и правильно ругал! Я служил в другие времена. Теперь все иначе!
— Так! — не уступал я. — А что сейчас говорил Кезебир? Что муштра пойдет нам на пользу! Что нас нужно научить дисциплине! Что нам нужно выправить кривые ноги!
— Ты что, не знаешь Кезебира?
Кезебира я знал. Знал и Георга. Только Георг говорил правду. Поэтому мне всегда делается стыдно, когда я вспоминаю свой разговор с ним. Как я мог поднять такой шум из-за призыва в армию?! Все комфорт, проклятый комфорт…